— О, госпожа, моя история очень печальная. Моя семья очень бедная. Когда моя мать продала всех дочерей, а сестер у меня было шесть и все старшие, мы еще жили неплохо некоторое время, но потом деньги кончились, и мы стали голодать. Однажды к нам заглянул человек, он был пьян и принял меня за девочку. Тогда моя мать обманула его и продала меня. Мы уехали далеко от дому до того, как протрезвел мой хозяин. Он понял, что его обманули, но вернуться уже не смог — мы заблудились, а я не знал дороги домой. Тогда он посадил меня на цепь до тех пор, пока я не отработаю его деньги, уплаченные за меня. Он издевался надо мной, заставлял красть, а когда я отказывался, он бил меня. Я знаю, что давно вернул его деньги, но он все равно не отпустил меня. Он очень часто хотел меня продать, но кому я нужен? А убить меня он не решался. Он хотел еще добавить: «Иногда он спал со мной, как с женой», — мальчик даже вжался в седло от таких воспоминаний и не сказал.
Она пожалела, что не оторвала мерзавцу голову. Внутри у Верданы зашевелилось это существо, ему стало больно, и те же чувства отразились в Вердане.
Мальчик продолжал:
— Я не злюсь на мать, только они все равно умрут. Что-то я не верю, что моя мать отправит отца к богам. Она уже старая и глупая. Я только посмотрю столицу и вернусь домой. Хочу встретить свой конец в родных краях.
Он говорил с грустью в голосе, видно, повидал немало бед на своем веку. Страдания не породили в нем злобы. Он не выглядел наивным, а принимал все, как есть, безропотно, ехал и рассуждал, и кажется, все простил своим обидчикам. Он все говорил и говорил о том, как странствовал со своим мучителем, что повидал, но ни разу не сказал о нем плохого слова. Он увлекся рассказом и забыл, кто с ним рядом.
Для Верданы он был всего лишь жалким нищим, чей удел работать и служить господину. Согласно делению общества, такие, как этот мальчик, не обладали никакими способностями, кроме способности работать. Они не умели верно думать, «скрывать» или «читать» мысли, видеть на расстоянии, заниматься государственными делами. Они не обладали никакими способностями, кроме способности работать, таскать тяжести, собирать урожай. Они были покорны и тупы. Способность мальчика к рисованию удивила Вердану. Простой смертный был не так обычен, как все. Он не выглядел глупым, наоборот, его суждения были трезвыми для его детского возраста. Впрочем, Вердана отметила, что, общаясь с детьми знати, видала детишек поглупее этого.
— Твоя мать заслуживает страшной смерти за свой обман, — со злостью сказала Вердана.
— Ей нужны были деньги. Виноват голод. Старый наш господин еще кормил нас, а молодой оказался не таким добрым. Он говорил, что мы все равно умрем, поэтому отбирал у нас почти все, что мы собирали.
— Ты сын крестьянина?
— Да. Я приемный. Меня нашли в поле. Я не знаю, кто мои родители. Они, наверное, потеряли меня.
Вердана внимательно посмотрела на него. «Интересно, что получится, если отмыть и отчистить этого заморыша? Может и родители его не крестьяне? Жаль некогда им заниматься. Ахши вцепился бы в него как в сокровище, он любит возиться с талантливыми детьми», — думала Вердана.
— Раз ты обязан мне освобождением и еще увязался за мной, тогда будешь отвечать на мои вопросы, — приказным тоном сказала Вердана. — Я хочу развлечься беседой.
Мальчишка много видел и слышал, скитаясь по дорогам страны. Из него можно было сделать глаза и уши на улицах столицы. Еще, он мог знать то, что не знала Вердана. Главное. Почему в Мантупе такой бешенный интерес к женщинам.
— Спрашивайте, госпожа, я отвечу, если знаю.
— Ты ответишь и сразу забудешь о том, что мы беседовали с тобой, — пригрозила она.
— Забуду, госпожа, — согласился он.
— Почему это женщины стали цениться еще выше с тех пор, как я уехала путешествовать? Прошел не один год, и я в толк не возьму, что происходит. Расскажи, как знаешь.
Мальчишка сильно удивился такому вопросу. Если б спросил простой странник или чужестранец, тогда понятно, но почтенная госпожа задала столь невероятный вопрос?
— Вы действительно не знаете? Ничего необычней я еще не слыхивал, — удивился мальчик вслух.
— Отвечай, — рявкнула Вердана.
Грозного тона было довольно, чтобы мальчик смолк, справился с удивлением и сосредоточился. Он быстро спрятал доску, чтобы она не отобрала единственную его ценность, а потом стал говорить. Глядел он прямо перед собой, голос звучал неуверенно. Вердана напугала его, а Эл пожалела о поступке грубой личности.
— Женщина может препроводить мужчину к богам. Мужчина родиться снова либо на небесах, либо на новых землях, когда закончиться гнев богов. Поэтому очень важно найти себе здоровую жену до того, как мир погибнет.
— Что за бред! — вырвалось у Верданы.
Он глянул на нее так, словно она высказала великое кощунство. Мысли его заметались. В нем появились неизвестные ей еще вибрации.
— Не говорите так, госпожа, — с ужасом прошептал он.
«Так вот как выглядит благоговейный страх в твоем исполнении», — промелькнуло в голове Верданы.
Местная религия и без того была полна вымыслов и суеверий. В тонкостях культа Вердана была так же не сильна, как и в области общественного устройства. В памяти даже возникли картины, как она покидала многочасовые церемонии, тайно конечно, отправлялась заниматься своими делами или с удовольствием бродила в одиночестве по пустым залам дворца. Так она лучше всего отдыхала. В это время не было даже караула.
Наконец-то, Эл удалось запустить нужные воспоминания: картины прошлой службы пошли плотной чередой. Через отношение Верданы ко всему, что она видела, можно было составить представление о дворцовой жизни. Впечатления были яркими, образы четкими, поэтому наблюдателю было не сложно уразуметь картину «своей прежней жизни».
Род Верданы не одно поколение служил императорскому клану. Семьи в Мантупе многочисленны, семь или десять детей не считалось большим числом. У императора было четыре сына и четыре дочери. Правда одна из средних дочерей умерла, не дожив до шести лет. Дочерей осталось три. Только одна пара наследников становилась в последствии правителями. Местные мудрецы еще до рождения дитя могли предсказать, будет ли ребенок императором или императрицей. Всегда правила пара. У императора свой круг обязанностей, у императрицы свой.
Все же в Мантупе был почти матриархат. Женщины почитались выше мужчин. Они были сильнее и крупнее, к тому же более выносливы. От них зависело качество потомства.
Эл было интересно, при подготовке она с удовольствием изучала данные, но личность Верданы закрыла путь к ее собственным воспоминаниям.
Мужская половина отличалась более высоким интеллектом, потому ключевые государственные посты занимали лица мужского пола. Даже начальник стражи, ее командир, был мужчина, да такой дотошный, что Вердане под час хотелось придушить его. Кстати, прием удушения был любимым способом Верданы добиваться желанных результатов. Она знала, куда нажать и как сильно, чтобы нервные центры жертвы отключились, и она могла лишь говорить. Таким способом без крови и побоев Вердана не раз выведывала чужие секреты у слуг. Разумеется не для себя, для императрицы. Когда Вердану приставили охранять императорскую дочь, которой не суждено было стать императрицей хоть она и старшая, Вердане пришлось нелегко. Ее хотелось удушить гораздо чаще, чем кого-либо. Капризная до невозможности, склонная к истерикам принцесса ненавидела всех за то, что не ей предсказано стать императрицей. Она источала словесный яд на всех, особенно на охрану. Вердане приходилось терпеть злые выходки, хотя по социальному положению и возрасту сама Вердана была выше подопечной. Такова игра судьбы. Здесь была одна тонкость, рождение в императорской семье — невелика честь, главное — польза, которую несет гражданин страны для общества. Ценность Верданы была в том, что она считалась непобедимым воином. Так думали профаны, сама Вердана знала, что соперник ее еще не явился, а все остальные проигрывают
