тоже не было — он сам сказал ей об этом. Сделал ли он попытку насытиться… или «даже первого голода не утолил»? Отчасти ей было приятно сознавать, что она может стать первой его женщиной после столь долгого перерыва. Отчасти это же обстоятельство приводило ее в трепет.
И она вспомнила его слова по поводу ее вчерашнего наряда. «Я очень давно не имел близости с женщиной», — признался он.
Отогнав прочь неуместные сейчас эротические фантазии, Кендра вновь взглянула на список сортов.
— Тебе нравятся экзотические фрукты?
— Я обожаю
Она оставила без внимания его многозначительную усмешку.
— Хорошо, у них имеется мороженое из гуавы, киви, манго, кокоса, авокадо, бананов и прочих африканских плодов.
— Читай дальше.
— Джек, я назвала ухе не меньше двадцати сортов.
— Возможно, я попробую все. И я должен быть уверен, что ничего не упустил.
Она покачала головой и возвела глаза к небу.
— Теперь шербет. Ты можешь взять абрикосовый, вишневый, липовый, грушевый, сливовый, из ревеня, грейпфрутовый, инжирный, мандариновый, ежевичный, брусничный, из черной смородины, из дыни… Дальше читать?
— Сколько у тебя денег в кошельке?
Она посмотрела на него. Он был совершенно серьезен.
— Хватит на целый галлон мороженого. Давай, Джек! Но советую рассчитать свои силы.
— Я начну с мандаринового шербета и кокосового мороженого. Какая у них самая большая порция?
Они оба съели столько мороженого, что вплоть до ужина совершенно не чувствовали голода.
Потом они направились в Латинский квартал, погрузившись в шумную карнавальную атмосферу бульвара Сен-Мишель, всегда многолюдного, а уж в субботу вечером особенно. Часы летели незаметно, пока они сидели на террасе открытого кафе, потягивая черный кофе и разглядывая пеструю многоликую толпу.
— Да уж, в пустыне такой кормежки не было, — с довольным видом произнес Джек, вытянув свои длинные ноги и углубившись в изучение меню. — Бифштекс с хрустящей соломкой по-французски. Звучит неплохо. А ты как?
Кендра, зажмурившись, покачала головой.
— После всего этого мороженого? Нет уж, я должна поберечь фигуру, чтобы поносить вещи, которые накупила.
— Они такие же обольстительные, как синее платьице, что было на тебе вчера вечером?
— Я покажусь тебе во всех своих нарядах, и ты сам решишь, — шутливо сказала она.
— Очень жаль, что ты совсем скоро уезжаешь в Довиль. Ты могла бы устроить для меня настоящий показ мод.
— Я вернусь через две недели.
— После этого уик-энда, проведенного с тобой, две недели покажутся мне двумя годами.
Кендра, внезапно став серьезной, отхлебнула кофе.
— Я не знаю, как военные переносят разлуку.
— Это зависит от конкретного человека. Некоторым приходится очень тяжко.
— А тебе?
— Мне не случалось с этим сталкиваться — до сих пор.
Перегнувшись над столом, он взял ее за руку.
— А теперь?
— Думаю, ради настоящей женщины я бы многое сумел вынести. Впрочем, я уже начал убеждаться, что с настоящей женщиной жизнь военного меняется в лучшую сторону.
— Поскольку жизнь военного — это не только сверкающие кортики и парадная форма морских пехотинцев, охраняющих посольство?
Кендра улыбнулась, потому что сама уже начинала понимать, сколько трудностей пришлось ему пережить.
— Я ведь не жалуюсь. Мне нравится служить в морской пехоте, нравится суровый стиль этой жизни, нравится сознавать, что мы стоим на охране правого дела. Я очень многим обязан этому корпусу — хотя бы инженерными познаниями, которые намереваюсь использовать по выходе в отставку. Но это нелегкая жизнь, и больше положенных двадцати пяти лет я вряд ли ей отдам.
Кендра склонила голову набок, изучающе рассматривая Джека.
— Да, я вполне могу представить себе, как под твоим руководством строят мост или прокладывают дорогу.
— Спасибо! Ты молодец. Кажется, я вполне соответствую твоим представлениям об инженере- строителе.
— Только вотодна вещь…
— Да?
В глазах у нее вспыхнули озорные искорки.
— Ты не должен больше произносить таких слов, как «обольстительное платьице». На строительной площадке тебе нужен совсем другой язык — мощный, сильный, словом, мужской.
— Ладно, я поупражняюсь в соответствующих выражениях.
В очередной раз она вернулась в свою гостиницу после полуночи.
— Хотелось бы поцеловать тебя на ночь, — сказал Джек, прощаясь с ней в крохотном холле под любопытным взглядом хозяйки, сидевшей за стойкой.
Кендра, встав на цыпочки, прикоснулась губами к его рту.
— Хочу такого же поцелуя, как прошлой ночью, — произнес он хриплым, сдавленным голосом. — Хочу держать тебя в объятиях, чтобы ты трепетала от страсти и целовала меня всем своим существом. Хочу, чтобы язык мой был у тебя во рту и чтобы ты сладко постанывала, как в прошлый раз, когда я прикасался к тебе. Хочу ощутить твои руки на себе — на груди, на пояснице, на…
— Немного же ты хочешь, — нервно прервала она его, чувствуя, как у нее пересохло во рту от нарисованной им картины.
— Милая, с тобой я хочу все.
Бросив быстрый взгляд на хозяйку, которая делала вид, будто читает «Пари-матч», он добавил:
— Но только не в присутствии посторонних.
В воскресенье Джек появился в гостинице вновь — еще до рассвета.
— Оденься потеплее и спускайся вниз, — сказал он ей по телефону. — Я в холле. Тебя ждет сюрприз.
— Я его уже получила, — резко ответила она. — Надо же было разбудить меня в такую рань!
— Все верно, — отозвался он. — Поэтому ты и капризничаешь. Пожалуй, надо подняться к тебе, и тогда ты наверняка улыбнешься… У меня есть для этого вернейшее средство.
— Я буду внизу через пять минут, — поспешно произнесла она.
Напряжение между ними возрастало в течение всего уик-энда. И теперь малейший повод мог привести к неизбежному взрыву чувств. Она была уверена, что вид разобранной теплой постели, словно приглашающей прилечь, равно как и утренняя дымка над просыпающимся Парижем окажутся слишком опасными для них.
— Хорошо. Я подожду здесь. Бриоши уже куплены.
— Бриоши?
— Ну да. Очаровательные штучки. В прошлый раз они подействовали просто чудесно. Что я такого сказал?
Она будто увидела веселую усмешку, сопровождавшую эти невинные — только внешне невинные! —
