Полночь в Париже

Она задумчиво сдвинула брови. Быть может, она правильно поступила, отклонив приглашение Буркелей в тот день, когда встретилась с ними в кабинете американского посла. Быть может, само это приглашение было всего лишь светской любезностью, а не искренним желанием отблагодарить ее. Быть может, она совершила ужасную глупость, позвонив Надин и дав согласие погостить в Довиле.

Кендра еще раз перечитала письмо. Нет, Надин обращалось к ней с неподдельной теплотой и искренне желала приятно провести время. И все слуги — начиная от охраны у ворот, которой было известно ее имя и время приезда, до экономки, ясно давшей понять, что вся вилла в полном ее распоряжении — были соответствующим образом загодя проинструктированы.

В конце концов, она успокоилась на сей счет: нет, она вовсе не навязывалась Буркелям, а просто неверно истолковала их слова.

Ее пригласили погостить на вилле, а не у семейства Буркелей. Они искренне желали отблагодарить ее за спасение сына, но вовсе не намеревались сблизиться с ней и подружиться. Это было нечто вроде обязательного для них, но в то же время ни к чему не обязывающего гостеприимства.

Если бы она сразу догадалась об этом, то никогда не поехала бы в Нормандию. Она словно вновь услышала голос матери, умоляющий ее вернуться домой. Но отступать было уже некуда. По правде говоря, покинуть виллу сейчас, после всех приготовлений к ее приезду, было бы просто хамством.

Кендра задумчиво провела по подбородку толстым бархатистым листком с выдавленными сверху инициалами Надин. Визит в Довиль представлялся ей теперь в совсем ином свете. Она будет чувствовать себя глупой, наивной и смешной, ей будет здесь неловко и отчасти даже тягостно жить, однако поделать с этим ничего нельзя, а потому она должна держаться и все же что-то получить.

Ближайшие две недели приняли размеры просто угрожающие и казались теперь бесконечными. Но в любой ситуации имеются свои хорошие стороны. Реми ей действительно очень нравился, и она с радостью предвкушала общение с ним. Это был умненький, очаровательный, ласковый мальчик, хотя и поразительно сдержанный для своих пяти лет — она по-прежнему находила подобное поведение не вполне естественным.

Она могла, пользуясь случаем, осмотреть Довиль и Нормандию в целом. Поскольку никого из взрослых Буркелей не было, вряд ли кто-нибудь станет возражать, если она на время отлучится. Вероятно, ей позволят взять с собой Реми. Бедный малыш остался на лето один, и ему будет приятно совершить вылазку за пределы виллы. Но у кого нужно спрашивать разрешения? У экономки? Или нянюшек? Она понятия не имела, кто обладает правом решающего голоса в отсутствие родителей мальчика. И она решила спросить об этом у Надин, когда та приедет на уик-энд.

А еще у нее был Джек. При мысли, что проведет с ним гораздо больше времени, чем рассчитывала прежде, она возликовала, ощутив одновременно тревожное и радостное предчувствие близости. Разумеется, его нельзя пригласить на виллу, хотя ей хотелось, чтобы он посмотрел на всю эту роскошь. Впрочем, и об этом можно будет поговорить с Надин. В любом случае, они с Джеком проведут вместе две недели по ее возвращении в Париж. И, конечно же, он может приехать в Довиль на субботу и воскресенье. Здесь полно гостиниц, мотелей, фермерских домиков, где он без труда найдет комнату.

Кендра вдруг рассмеялась. Ведь она работала в туристической фирме и прекрасно разбиралась в таких вещах. Даже в августе, в разгар сезона отпусков, она сумеет обеспечить ему подходящее пристанище. Улыбка сползла с ее лица. Она дорожила своей работой в туристическом агентстве.

Уволившись, она совершила один из самых мужественных поступков в своей жизни. Это был подлинный акт освобождения от зависимости. И она нисколько не раскаивалась в своем решении. Но каждый раз, когда она вспоминала, как ей нравилась эта работа, как хорошо она справлялась с ней, ее переполняли чувства горечи и утраты. И еще она испытывала гнев. Да, она добровольно сделала выбор — но по не зависящим от нее обстоятельствам. Ее принудили поступить именно так, а не иначе.

Это было в высшей степени обидно. Однако сейчас надо было смириться с потерей работы. Но когда она вернется в Кармел, надо будет очень серьезно подумать о своем будущем. И она страстно надеялась, что после этого путешествия во Францию Джек займет в ее планах далеко не последнее место.

Кендра поднялась с шезлонга, обитого атласным шелком цвета морской волны, и положила письмо Надин на низенький столик у кровати, рядом со своей сумочкой.

Отведенные ей «апартаменты» по размерам превосходили ее коттедж в Кармеле. Здесь была небольшая очаровательная прихожая, которая вела в роскошный «салон» с высоки ми окнами до пола, выходившими в садик с лужайкой, террасами, фонтанами, статуями и лабиринтом. Над камином из белого мрамора висело огромное зеркало в золоченой резной раме с купидонами и крылатыми грифонами. Дубовые паркетные полы были покрыты пушистыми коврами ручной работы — зелеными, розовыми и кремовыми.

В спальне возвышалась громадная кровать с балдахином из вышитого шелка — все тех же мягких зеленых, розовых и кремовых цветов. Массивные шкафы из дуба, приобретшего со временем золотисто- янтарный оттенок, были украшены искусной резьбой — фигурными раковинами, пшеничными снопами, рогами изобилия. Перед мраморным камином стояли два мягких кресла, обитые розовым бархатом. На стене висела картина Ренуара, изображавшая мать с младенцем на руках.

Ванная, казалось, была вытесана из одного куска розового мрамора, а краны были золотые, с хрустальными ручками. Кендре пришлось сделать усилие над собой, чтобы представить, как она плещется в этом мраморном бассейне или чистит зубы над золотой раковиной. И она сразу решила, что не будет пользоваться биде, установленным в отдельной мраморной комнатке со своим освещением.

Однако самым поразительным в этих «апартаментах» был, без сомнения, вид, открывавшийся с балкона спальни. Сквозь французские окна-двери с занавесками из розового бархата Кендра могла видеть Ла-Манш, чьи сине-зеленые волны мягко набегали на песчаный берег принадлежащего Буркелям пляжа. На островках находились другие виллы, а вдалеке стоял стеной темно-зеленый лес.

Кендра вышла на балкон и полной грудью вдохнула соленый морской воздух. Тишину нарушали лишь пронзительные вопли чаек. Визит в Довиль оказался совсем не таким, как она предполагала, однако все складывалось, в сущности, неплохо. Быть может, даже хорошо.

Она вернулась в комнату, оставив балконную дверь открытой, чтобы по-прежнему ощущать морской бриз. Чемоданы ее были поставлены в ряд возле кровати, на приступочке. В дверь тихонько постучали — вошла молодая женщина в сером платье и белом фартучке. Кендра поняла, что это горничная.

— Могу ли я разобрать ваши чемоданы сейчас, мадемуазель Мартин, или лучше сделать это чуть позже?

— Благодарю вас за любезность, — сказала Кендра, — но я сама разберу свои чемоданы. Буду вам очень признательна, если вы принесете мне утюг и гладильную доску. Некоторые вещи могли помяться.

Горничная ошеломленно уставилась на нее, а затем горделиво выпрямилась:

— Это моя работа, мадемуазель! Когда приезжает мадам Надин, я всегда занимаюсь багажом. Смею заверить, что еще ни одной вещи я не испортила, а мадам одевается у лучших модельеров Франции!

Кендра поняла, что надо спешно загладить свою оплошность. Мысленно она благословляла небо, что и ее гардероб теперь не стыдно показать служанке.

— Пожалуйста, извините меня. Я не хотела вас обидеть. Разумеется, вы можете разобрать мой багаж, выгладить все, что помялось и… сделать все, что нужно.

Она чувствовала себя круглой идиоткой. И собственные слова казались ей идиотскими. Но как вообще разговаривают с горничной? Единственным человеком, кто гладил ей вещи, была ее собственная мать, и это было много лет назад. Теоретически подобная услуга выглядела весьма соблазнительной, однако, оказавшись лицом к лицу с живой горничной, Кендра ощущала ужасную неловкость.

— Не беспокойтесь, мадемуазель, — сказала служанка все еще с обидой. — Не желаете ли кофе или чаю?

— Нет, спасибо. Хотелось бы прогуляться по берегу, но сначала мне нужно позвонить. Как это делается здесь?

— Вы будете звонить по местному номеру?