Полночь в Париже

Но Кендра понимала теперь, что эти деньги дают ей — разумеется, в рамках привычной жизни — ту самую свободу, которой Буркели пользовались всегда, даже не задумываясь об этом, ибо так было установлено от Бога.

Перед ней открывались головокружительные перспективы, и выбор уже ничем не был ограничен.

Она могла полностью изменить свою жизнь, если бы пожелала. Могла вернуться в колледж, чтобы получить более высокую степень.

Могла вложить деньги в акции или ценные бумаги и вести существование рантье, вообще не работая. Могла рискнуть в надежде сорвать еще более увесистый куш. Могла отдать все до последнего цента на благотворительные цели — она и раньше это делала, но в очень скромных пределах, — а затем жить, как прежде.

Она могла открыть собственное туристическое агентство.

Кендра без устали расхаживала по своему прелестному «салону», и в голове у нее без конца рождались новые идеи. Она вдруг с удивлением поняла, как хочется ей поговорить с Джеком, услышать спокойный, уверенный, мужественный голос. Возможно, ей повезет, и она сумеет перехватить его в офисе до ленча.

— Рэндалл слушает.

Джек произнес эти слова деловито, тоном занятого человека, которого не следует отрывать по пустякам, и Кендра улыбнулась, вспомнив, с какой мягкой вкрадчивостью говорил он с ней.

— Мартин слушает, — сказала она, подражая ему.

— Кендра! Ну, как тебе живется среди богатых баловней судьбы?

— Ты хорошо помнишь Версаль, Джек?

— Очень живо.

— Буркели чувствовали бы себя там как дома.

Он присвистнул.

— Настолько богаты, а?

— Джек, в моей ванной раковина из золота. Вилла имеет три столовых. Мне показали настоящие произведения искусства — я никогда бы не подумала, что подобные вещи могут находиться в руках у частных лиц. Их собственный пляж простирается на две мили. И я еще не все посмотрела. Само имение занимает уж не знаю сколько акров великолепной земли. После ленча я отправлюсь на первую прогулку. А сама вилла такая огромная, такая роскошная… И немыслимое количество слуг! Ты даже представить не можешь!

— И тебе, конечно, все это очень нравится, — поддразнил он ее.

— Мне понравилось бы все это гораздо больше, если бы ты был со мной, Джек.

— Через неделю все твои желания осуществятся, и тогда держись, — многозначительно произнес он. — Мне дали отпуск. Начиная с полудня следующей субботы я становлюсь совершенно свободным человеком на четырнадцать дней… и ночей.

— Но тебе же положено только десять?

— Босс добавил мне еще четыре.

— Джек, это потрясающе. Я готова обнять его.

— Воля твоя. Но, может быть, стоит приберечь эти объятия для меня, Кендра?

— Ты ревнуешь?

— Нет. Но… немножко волнуюсь.

— Я… я это понимаю.

— Когда, Кендра?

— Совсем скоро, Джек.

— Хотелось бы повидаться с тобой еще до отпуска. Может, вернешься в Париж пораньше?

Она с трудом подавила искушение согласиться.

— Мне неловко бросать Реми одного.

— С ним же родители.

— Их здесь нет.

Кендра стала объяснять, как сложилась подобная ситуация, и с удивлением обнаружила, что вовсе не чувствует себя глупой и наивной, обсуждая с Джеком перипетии своего визита в Довиль. Казалось, он все понимает с полуслова. И он умел так хорошо слушать! Ее раздирали противоречивые чувства: хотелось бросить все, чтобы устремиться к Джеку, но нельзя было обидеть Реми.

— А что, если я сам приеду в Довиль на уик-энд? — предложил Джек.

— Давай я сначала созвонюсь с Надин и спрошу у нее. Она тоже собиралась сюда на уик-энд. Надо узнать, что она будет делать.

— Кендра, мне наплевать на виллу, и я вовсе не жажду ее увидеть. Я хочу увидеть тебя. Разве тебе нужно разрешение Надин, чтобы встретиться со мной в городе? Ну, хочешь?

— Да, — ответила она без малейшего колебания.

— Я могу снять комнату, и мы проведем выходные вместе. Ты покажешь мне Довиль и окрестности.

— Звучит заманчиво.

Наступила долгая пауза, а затем он медленно произнес:

— Ты сможешь остаться со мной… на ночь.

— Я могу… и хочу этого.

— Дай мне номер твоего телефона, чтобы я держал тебя в курсе.

В голосе его зазвучали призывные вкрадчивые нотки.

— Знаешь, мне кажется, эти суббота и воскресенье будут самыми долгими, самыми тяжкими в моей жизни.

Кендра помолчала, инстинктивно удержавшись от реплики, уже готовой сорваться с губ.

— Военному чертовски трудно свыкнуться с разлукой, правда?

— Да.

— Ты постоянно ощущаешь отсутствие того, кто тебе дорог, хочешь быть вместе с ним, но знаешь, что это невозможно и что ждать придется еще очень долго. Это особенно мучительно, если расставания происходят регулярно, через равные промежутки времени.

— Да.

— Даже совместный уик-энд требует некоторых хлопец, и мне придется немало сделать. А ведь мы находимся недалеко друг от друга. Что же будет, когда нас станут разделять многие тысячи миль? Какие планы здесь можно строить? Самое же худшее: как мы вообще сможем жить, не видя друг друга?

— Кендра, милая моя, не создавай препятствий на ровном месте. Не пугай себя заранее. Дай нам использовать свой шанс. Прошу тебя.

— Я вовсе не пугаю себя. Я просто начинаю гораздо лучше понимать, как трудно любить того, кто далеко от тебя. Теперь это затрагивает лично меня.

— Зато я начал понимать, что ради любви можно сделать усилие и пойти на жертвы, — отчеканил он. — Мы обсудим это за выходные. Пока же думай о встрече, а не о разлуке, хорошо?

— Хорошо. До свиданья, Джек.

— До свиданья.

* * *

Из всех комнат виллы семейная столовая была самой «нормальной». То ли из-за небольшого размера, то ли из-за относительно скромного обеденного стола — всего лишь на шесть персон, то ли из-за выходившего в уютный дворик окна, но лишь здесь Кендра чувствовала себя в своей тарелке и могла вздохнуть свободно, тогда как все остальные помещения виллы приводили ее в трепет.

Впрочем, это объяснялось, наверное, обаянием Реми. С ним можно было держаться естественно, забывая на время о строгих правила этикета.

Они теперь всегда ели вместе и всегда находили повод посмеяться или позабавиться, невзирая на присутствие неизменного Жана и очередной нянюшки. Каждый день после его урока по плаванию они