Ей бы, она знала, полагалось сгорать от нетерпения в ожидании свадьбы и брачной ночи. Она помнила вечер своей первой свадьбы, когда кхал Дрого забрал ее девственность под незнакомыми звездами. Она помнила, какой испуганной и взволнованной была тогда. Будет ли с Хиздаром так же? Нет. Я уже не та девочка, а он — не моё солнце и звезды.
Миссандеи вернулась из пирамиды. 'Резнак и Скахаз просят чести сопровождать Вашу Светлость до Храма Милости. Резнак приказал приготовить ваш паланкин.
Мееринцы редко ездили верхом в стенах города. Они предпочитали паланкины, носилки и портшезы, которые рабы носили на плечах. 'Лошади пачкают улицы', — объяснил ей один из жителей города, — 'А рабы нет'. Дени освободила рабов, но паланкинов, носилок и портшезов на улицах не стало меньше — и в воздухе по волшебству они не парили.
— Сегодня слишком жарко, чтобы упрятывать себя в паланкин, — сказала Дени. — Оседлайте мою Серебрянку. Я не отправлюсь к моему лорду-мужу на спинах носильщиков.
— Ваша Милость, — сказала Миссандея, — недостойная сожалеет, но в токаре вы не сможете поехать верхом.
Маленькая переводчица была права, как случалось нередко. Токар был неподходящим одеянием для верховой езды. Дени скорчила гримасу.
— Как скажешь. Но не паланкин. Я задохнусь за этими занавесками. Пусть тогда приготовят портшез. — Если она должна надеть свои мягкие уши, пусть все кролики увидят ее.
Когда Дени спустилась, Резнак и Скахаз упали на колени.
— Ваша Светлость сияет так ярко, вы ослепите любого, кто посмеет посмотреть на вас, — сказал Резнак. На сенешале был токар из темно-бордовой парчи с золотой бахромой. — Хиздахру зо Лораку повезло с вами… а вам — с ним, осмелюсь сказать. Вот увидите, этот союз спасет наш город.
— Мы молимся об этом. Я хочу посадить свои оливы и увидеть, как они приносят плоды.
«Какое значение имеет то, что поцелуи Хиздахра не радуют меня? Мир порадует меня. Я королева или всего лишь женщина?»
— Толпа сегодня будет как мушиный рой, — на Бритоголовом была надета черная юбка в складку и мускульный нагрудник, подмышкой он держал медный шлем в виде змеиной головы.
— Должна ли я бояться мух? Твои Медные Бестии уберегут меня от любой беды.
В основании Великой Пирамиды всегда был полумрак. Стены, толщиной в тридцать футов, приглушали уличный шум и защищали от жары, так что внутри было сумеречно и прохладно. Ее эскорт построился в воротах. Лошади, мулы и ослы стояли у западных стен, слоны — у восточных. Со своей пирамидой Дени получила трех слонов — огромных, странных животных. Они напоминали ей безволосых серых мамонтов, хотя их бивни были подпилены и позолочены, а глаза печальны.
Силач Бельвас ел виноград, когда она нашла его, а сир Барристан Селми наблюдал за помощником конюха, подтягивающим подпругу его серой в яблоках лошади. Рядом с ним болтали три дорнийца, но они умолкли, стоило королеве появиться. Их принц опустился на одно колено.
— Ваша Милость, умоляю вас. Силы моего отца слабеют, но его преданность вашему делу сильна как всегда. Если мои манеры или мой облик не угодили вам — горе мне, но…
— Вы угодите мне, сир, если порадуетесь за меня, — сказала Дени. — Сегодня моя свадьба. В Желтом Городе будут танцевать, не сомневаюсь. — Она вздохнула. — Встаньте, мой принц, и улыбнитесь. Однажды я вернусь в Вестерос, чтобы заявить о своих правах на трон моего отца и буду рассчитывать на помощь Дорна. Но сейчас юнкайцы окружили мой город со сталью в руках. Я могу умереть прежде чем увижу мои Семь Королевств. Хиздахр может умереть. Вестерос может поглотить море. — Она поцеловала его в щеку. — Идем. Время мне выйти замуж.
Сир Барристан помог ей подняться в портшез. Квентин вернулся к своим друзьям дорнийцам. Силач Бельвас проревел, чтобы открыли ворота, и Дейенерис Таргариен вынесли на солнце. Селми следовал рядом с ней на своей серой в яблоках лошади.
“ — Скажите мне,” — сказала Дэни, когда процессия повернула к Храму Граций, “- если бы мой отец и моя мать были свободны следовать своим сердцам, кого бы они избрали?”
“ — Это было давно. Ваше Величество не знает их.”
— Но вы знаете. Расскажите мне.
Пожилой рыцарь склонил голову.
— Королева, ваша мать всегда была преданна своему долгу.
Он прелестно выглядел в своей серебристо-золотой броне с его белым плащом, спадающим с плеч, но в его голосе была слышна боль, каждое слово было словно камнем, о который он спотыкался.
— И в то же время девчонкой… она была однажды сражена юным рыцарем из штормовых земель, который стал её фаворитом на турнире и провозгласил её королевой любви и красоты. Так мимолетно.'
'Что случилось с этим рыцарем?'
“Он выбросил свое копье в день свадьбы ваших отца и матери. Затем он ударился в веру, и поговаривали, что только Дева смогла заменить королеву Рхаэллу в его сердце. Его страсть, конечно, была безнадежна. Межевой рыцарь — неподходящий супруг для принцессы королевской крови.”
Сир Барристан поерзал в седле.
— Нет… не любил. Возможно, слово «желал» лучше подошло бы, но… это были лишь перешептывания на кухне, сплетни посудомоек и конюхов…
'Я хочу знать. Я никогда не знала моего отца. Я хочу знать о нем всё. Хорошее и…остальное.'
'Как прикажете,' — белый рыцарь выбирал слова осторожно, — 'Принц Эйерис…был такой же молодой, как и вы, и его застали с некоей леди из Кастерли Рок, с кузиной Тайвина Ланнистера. Когда она вышла за Тайвина, ваш отец выпил слишком много вина на пиру в честь свадьбы и многие слышали, как он сказал, 'Как жаль, что право первой ночи отменено'. Пьяная болтовня, не более, но Тайвин Ланнистер не из тех людей, кто забывает подобные слова или… вольности, которые ваш отец позволил себе во время проводов невесты,' — его лицо покраснело, — 'Я уже сказал слишком много, Ваша Светлость, Я…'
“ — Прекрасная королева, добро пожаловать!” Приблизилась другая процессия, и Хиздахр зо Лорак улыбался ей из своего собственного паланкина.
Бок о бок эскорт королевы и Хиздахр зо Лорак медленно прошли по Миирину — пока, наконец, Храм Граций не предстал перед ними; его золотые купола полыхали на солнце.
Галазза Галар ождала их перед дверями храма, окруженная своими сестрами в белом, розовом и красном, синем, золотом и фиолетовом.
Грации вынесли кресло из слоновой кости и золотую чашу. Аккуратно придерживая токар, чтобы не наступить на подол, Дайенерис Таргариен присела на роскошное бархатное сиденье, и Хиздарх зо Лорак преклонил колени, расшнуровал ее сандалии, и вымыл ее ноги, пока пятьдесят евнухов пели, и десять тысяч глаз наблюдали.