Мишкиным знакомым. Он и принес тогда две бутылки водки. Сказал, нужно отметить его день рождения. С предками он уже посидел дома, а теперь хочет выпить с друзьями. Ну, мы и выпили. Сидели в беседке во дворе Витькиного дома. А потом нас зачем-то понесло мотаться по улицам. В одном из переулков встретили девчонку, Олег и предложил ее… В общем, все приложились, и я в том числе не без греха. Хотя, если честно, без особого желания. Просто не хотелось перед друзьями трусом показаться. А больше всех Олег лютовал. Он словно в зверя превратился, ему все было мало. Еще хотел задушить ее, кричал, что она нас заложит. Еле оттащили его от девчонки.
Рогозин замолчал, заново пропуская через себя события, происходившие почти тридцать лет назад. Постепенно огонь в его глазах потух, плечи поникли, и он снова превратился в сгорбленного, 55-летнего Сергея Федоровича Рогозина, потерявшего в одночасье обоих детей.
— Но свидетелей вашего преступления не было, поэтому доказать ничего не удалось, — закончил за него Леонченко.
Рогозин кивнул, понуро глядя в пол. На его счастье, он не видел искаженного яростью, и одновременно болью лица сидевшего в углу человека, который из последних сил сдерживался, чтобы не вскочить и не вцепиться в глотку допрашиваемому.
«Это он, один из тех подонков, что изнасиловали мою мать! — билось в голове Алексея. — Я убью его, я порву его на части…»
Он даже сделал шаг в направлении Рогозина, когда Леонченко, заметив, что с его товарищем творится что-то неладное, сказал.
— Леш, ты выйди в коридор, перекури, а мы тут пока с Сергеем Федоровичем еще потолкуем.
Словно робот, Клёст на негнущихся ногах подошел к двери. Хотел оглянуться, но в последний момент пересилил себя и вышел в коридор. Дрожащими пальцами извлек из пачки сигарету, кое-как прикурил, и жадно затянувшись, уставился в открытое окно. Во дворе прокуратуры буйствовала зелень, нестриженые кусты захватили изрядную территорию, а в самой их гуще стояла старая, грубо сколоченная лавчонка. На ней сидели двое прокурорских работников — молодая женщина и мужчина с седоватыми висками. Они курили, изредка перебрасываясь фразами, слов Алексей разобрать не мог. Судя по всему, обсуждали одно из дел, потому что в какой-то момент мужчина решительно рубанул ребром ладони воздух, и до Клеста долетел конец фразы: «… и сидеть ему как минимум десять лет!» Впрочем, невольному свидетелю диалога было сейчас все равно, кто там кого собирается сажать на десять лет. В голове набатом билась одна и та же мысль: «Рядом, в двух шагах от меня, сидит человек, который насиловал мою мать!»
Алексей искурил всю пачку, когда наконец дверь кабинета Леонченко открылась, и оттуда вышел Рогозин. Бросив настороженный взгляд в сторону Клеста, он побрел на выход, шаркая по полу стоптанными подошвами видавших виды ботинок. Алексей невольно подумал, что старший сын, будучи человеком довольно-таки состоятельным, мог бы позаботиться о гардеробе отца. Впрочем, давно известно, что чужая душа — потемки.
— Весь город только и говорит, что о серийном убийце, — изрек Леонченко, когда Клёст вернулся в кабинет. — Никто не верит, что преступники пойманы. Мне соседки все уши прожужжала о маньке, эдаком Джеке-потрошителе. И ведь люди-то правы, а мы прикрываемся официальной версией.
— Давай лучше мыслить конструктивно, как завещал Миша Горбачев, — съязвил Алексей. — Что ты извлек для себя от визита Рогозина-старшего?
— То, что детям Сергея Федоровича отомстили за деяния отца — весьма слабая версия, Кто мог отомстить в таком случае? Та женщина, которую они изнасиловали? Вряд ли она пошла бы на столь жуткое преступление. Или кто-то из ее родственников? Тогда почему они ждали столько лет? Кстати, нужно поднять старые папки, узнать, что за женщина тогда пострадала.
— Можешь не суетиться, — сказал Алексей, хмуро ковыряя ногтем облупившуюся полировку на углу стола.
— В смысле?
— В том смысле, что той женщиной была моя мать.
На несколько секунд в комнате повисла звенящая тишина. Слышно было, как неизвестно как попавшая сюда оса бьется в окно, никак не желая понять, что ей не пробиться через невидимую преграду. Вот и мы так, подумал Алексей, бьемся все, бьемся, а в итоге только разбиваем себе лоб. Эх, лучше бы уж он не зацикливался на этом Рогозине, не настаивал на его приводе сюда, и тот со своими воспоминаниями не стал бы причиной его переживаний.
— Ты в этом уверен? — тихо спросил вышедший из кратковременного транса Леонченко.
— На 99 процентов. Я сам недавно узнал о том, что мою мать изнасиловали, и после этого она забеременела. Неизвестно, от кого из этих уродов, но она родила…
— Так ты…
— Слава богу, не меня!
Дальше Алексей выложил то, что сам узнал из уст тетки. И закончил: — Теперь я собираюсь выяснить дальнейшую судьбу Зиновия.
— Слушай, так это он… я имею в виду, Зиновий убивал? Тогда, действительно, нужно искать Зиновия по фамилии Хорьков. Людей с такими именами и фамилиями не так уж и много.
— Вот этим и займись. А я пока все же смотаюсь в Слободск, поищу там его концы.
— Давай-ка я с тобой съезжу. Все-таки официальный представитель власти, мне и доверия больше.
— Ага, как раз власти сейчас и доверяют, — усмехнулся Клёст. — Нет уж, я планирую ехать, как родственник. Мол, ищу следы своего брата, имею право. А вот если мне не удастся ничего разузнать, тогда ты и подключишься. Без обид.
— Да какие тут обиды… У меня и здесь, если честно, дел хватает. Когда поедешь?
— Завтра и съезжу… Вить, прокуратура, может, подкинет деньжат на бензин? А то все за свои, да за свои. С одной стороны, деньги-то, вроде, как и есть, а с другой…
— Хм… Вопрос, конечно, интересный. Понятно, на свои не наездишься… Леш, ты собери талоны с АЗС, а я уж постараюсь добиться, чтобы тебе их оплатили.
Глава 17
Прежде чем ехать домой, Клёст решил заскочить в магазин, называвшийся незамысловато «Художник». Присмотреть новые краски и грунт для холста. Магазин находился в центре, открылся он всего с полгода назад, и подкупал своими низкими ценами и качественным товаром. За этот срок многие художники стали его постоянными клиентами, и ни разу об этом не пожалели.
На этот раз в «Художнике» Клёст оставил почти пятьсот рублей, хотя в другом подобном по профилю магазине заплатил бы на треть больше. Выходя из магазина, он невольно бросил взгляд через дорогу, и что-то заставило его остановиться.
Весь первый этаж шестиэтажки постройки сталинских времен был отдан на откуп разного рода организациям. Офис нотариальной конторы, юридическая консультация, кабинет доктора Петухова… Вот именно этот кабинет и привлек внимание Алексея. Во-первых, фамилией хозяина, а во-вторых, тем, что Петухов был окулистом. Судя по вывеске, здесь вы могли поправить свое зрение, получить очки или контактные линзы.
— Петух, человеческий глаз…, - пробормотал Клёст. — Это слишком здорово для того, чтобы быть правдой. А с другой стороны, почему бы и нет? Почему бы и не проверить, вдруг повезет.
Быстро забросив покупки на заднее сиденье «шестерки», Алексей принялся названивать Леонченко. Однако вежливый голос в трубке сообщил, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Чертыхнувшись, Клёст принялся листать блокнот, и через полминуты выудил оттуда рабочий телефон Виктора. Но и здесь его ждало разочарование — в кабинете следователя, судя по всему, никого не было.
Что же делать, что делать… Он стоял, растерянно глядя на дом, в котором, вполне вероятно, жил убийца, и вероятно, что звали его Зиновий Хорьков. Хотя Алексей дал себе зарок не списывать на сводного
