— Ну я же не знал, что вы босиком ходите…
— Все настоящие сандурлаи ходят босиком! Ибо первая заповедь кодекса гласит: 'Никакие материи не в состоянии скрыть бодрости духа'.
Никакие материи… Это так он меня голяком в толпу зевак отправит — чисто проверить, не угас ли во мне самдурлайский дух.
— А как же, — сказал Пэс. — Непременно отправлю. И не раз. Но потом.
И как я мог забыть про местную подлую привычку подслушивать мысли! Каждая собака, понимаешь… Ничего, вот как обучусь всему, что знает этот плешак — сам его об коленку согну!
— Ха-ха, — выразительно сказал Самдурлай.
— Ладно, с материями мы прояснили, — проворчал я, невольно провожая взглядом летящий по небу и курлыкающий клин. — Ого! Что это — напильники?
— Понятия не имею, — терпеливо сказал Самдурлай. — Это так важно?
— Я просто никогда…
— Это же сон! Во сне не только напильники — слоны пролетят, а ты не отвлекайся! Вот тебе и вторая заповедь: 'Ничто не заставит самдурлая свернуть с пути Воина Света'.
— А если он — Воин Тьмы?
— Тогда никакой он не самдурлай, и его нужно мочить в сортире! Башкой об умывальник.
— Ой, — сказал я. — Много там еще заповедей? Мне уже просыпаться пора.
— Осталась одна, но самая главная. Содержащая, так сказать, самую суть самдурлайства.
Мой виртуальный наставник поджал под себя ноги, повиснув в воздухе, и начал нараспев:
— 'Развлекай!'…
— Здрасьте, — удивился я. — Я же вам сказал — некогда? Сказал. И что теперь, анекдоты травить? Сплясать танец медведя — этак вот? Или песню спеть вам, может?
— Это заповедь, — терпеливо ответил Пэс. — В древние времена у владык нашей страны сложилась традиция, которая в кратком изложении звучит так: 'Заведи Себе Самдурлая, И Пусть Самдурлай Тебя Развлекает!'.
— В смысле? — удивился я. — Выделываться перед правителями? И это вам, всем из себя таким строгим и гордым? Анекдоты и танец медведя? Это вас с шутами перепутали, видно.
Самдурлай, оскалившись, соскочил со своей невидимой подставки, схватился за короткий меч, торчащий за поясом, и проревел несколько отрывистых фраз. Тотчас же перед ним из воздуха возникло соломенное чучело. Наставник вытащил из-за пояса коробочку с какой-то черной жидкостью и тростниковое перышко. Несколькими штрихами он придал дерюжной морде чучела карикатурные, но вполне узнаваемые (мои!) черты. Аккуратно убрав письменные принадлежности, он схватил чучело за грудки, с наслаждением несколько раз рванул, мелко потряс, после чего от несчастного полетели только клочки по закоулочкам. Завершив экзекуцию, он отряхнул руки и довольно взглянул на меня.
— Все понял, больше не буду, — поднял лапы я. — А с чучелом, дяденька Самдурлай, это вы лихо придумали. Я тоже себе чучело Кощея смастерю. Не, лучше господина Колоба. И буду лупасить, когда достанут окончательно.
— Суть ты ухватил верно, — снова поджав ноги, сказал Пэс. — И анекдоты, и все остальное — а все зачем? Чтобы не допустить паники в массах. А особенно — чтобы не допустить паники в самом себе. Так что учись развлекаться и отвлекаться. Чтобы тебя не сбили с толку и не повергли во мрак коварные недруги.
— Запоздало несколько ваше наставление, — сказал я, вспомнив рябовский инцидент. — До чего-то такого я уже и сам раньше дотумкал. Но теперь-то мне все ясно, как днем. Благодарствуйте за науку, дяденька!
— Это вам спасибо, что выслушали, благородный человек, — сухо сказал Самдурлай.
Мы с Самдурлаем некоторое время соревновались в том, кто ниже поклонится другому, а затем он рыкнул напоследок, и исчез. А я проснулся.
— Практика нужна, — потягиваясь, сказал я сам себе.
И решил, пока все еще спят, попрактиковаться в самдурлайстве.
Первым, на кого пал мой выбор, был, естественно, Орех. Во-первых, он — деревянный, во-вторых, все-таки я его довольно давно знаю. А ну как какой из Семенов, решив попугать, хряпнет мне палкой промеж глаз? Не-ет, лучше пускай дерево-болтун помогает…
Вы, наверное, удивитесь, но первое, что сделал мой ветвистый друг, после того, как я попросил его немного меня попугать, — ловко саданул мне по черепу одной из веток.
— Вот спасибо, — горько сказал я, потирая шишку.
— Надо было колдануть, — нравоучительно заявило подлое дерево.
— Какое 'колдануть' — чуть башку мне не пробил? — сварливо отозвался я. — Не так надо было! Я же стремлюсь стать Последним самдурлаем!
— Ах, во-он оно что! Это мы поспали, да? Кащей что-то говорил о ночных бдениях, только я не въехал попервости. Значитца, решил поучиться отвлекаться и развлекаться?
— Решил. Только не получится у меня ничегошеньки, если кое-кто с годовыми кольцами на пузе не поможет.
— Это кто же?
— Да ты же.
— А где у меня кольца?
— Распилят — узнаешь.
От второй оплеухи увернуться я успел.
— Ладно, давай по-честному, — предложил Орех. — Ты прекращаешь обзываться, а я тебе помогаю по мере сил.
— По мере сил — не надо, — попросил я. — Лучше вполсилы. И так башка трещит.
'Вполсилы' — это было мягко сказано. Вопреки моей просьбе Орех старался со всей дури. Я отправился гулять по Рябовке, а мой коровий (в смысле — покрытый корой, а не то, что вы подумали) друг прятался за домами и выскакивал на меня с жуткими криками и размахиванием ветками. Иногда это получалось Очень страшно (пару раз я был вынужден молниеносно скрываться в хорошо всем известном домике с сердечком на двери), но чаще — и я вовсю старался, чтобы это было именно так — Очень смешно. Один раз Орех притворился живой изгородью и, когда я проходил мимо него, молниеносно разогнулся и кинулся на меня с криком: 'Гара-рар!'. Я же, вместо молниеносного побега, высокомерно окинул его взглядом и отозвался: 'Бог подаст'. С деревом случилась истерика: дико хохоча, икая и суча корнями, оно валялось на земле и наотрез отказывалось встать. Я не мог взять в толк, что так насмешило Ореха. Когда же тот пришел в себя, то выяснилось, что глупое дерево просто ослышалось и поняло мою фразу исключительно в превратном смысле. Объяснить же этот смысл глумливо хихикающее дерево отказалось наотрез.
Когда отвлекаться более-менее получилось, принялись за развлечения. С этим оказалось сложнее. Как, простите, прикажете развлекаться, когда не знаешь, из-за какой избы на тебя кинется злобная деревянная тварь. А уж когда проснулись Семены, развлечения вообще пошли побоку. Вошедшие в раж здоровенные мужики наперебой пугали меня, рычали из кустов, прыгали с деревьев (действительно, откуда-то сверху на меня сиганул дюжий Семен Семеныч, а за ним, по-совиному ухнув, обрушилось и само дерево — оказалось, это был все тот же неугомонный Орех), крались за отважно насвистывающим мной след в след и в самый безмятежный момент хором орали: 'Сарынь на кичку!!!'. Как тут было развлекаться? А приходилось. Иначе какой из тебя Самдурлай, вопили Семены, суя мне в руки засаленные карты, костяшки домино и вороха анекдотов, самолично накарябанные ими на подозрительно пожелтевших бумажках разного размера.
Когда я в сотый раз, глядя зачумленными глазами на очередного Семена, скакнувшего на меня из заброшенного сарая, забормотал текст бородатого анекдота про синюю мартышку и двух паралитиков в красных сапогах, до моих счастливо затрепетавших ушей донесся сладостных звук — кто-то из рябовцев что есть мочи лупил по сковородке, призывая нас к обеду.
За едой Семены, не сговариваясь, подсовывали мне куски посочнее, кружки с молоком пообъемистее, а когда дошло до родимой, то первую запотевшую рюмочку поднесли опять-таки вашему покорному слуге.
