Отскочив от того, вихрь прошелся по остальным Додельщикам. Мгновенно лица у них окаменели, и Великолепная Семерка принялась окружать меня с явным намерением надавать по мордасам.
Краем глаза я увидел, как Кащей что-то торопливо бормочет и делает в мою сторону пассы, но они мне что-то не сильно помогали.
— Жили-были… — я не успел договорить, как Семен Игнатьич прыгнул ко мне и со всей дури зарядил ногой в живот.
Я и не знал, что может быть так…
Больно?
Очень больно?
Да нет же!
Так легко предотвратить удар всего лишь одним блоком под названием 'Ловкая черепаха выдавливает из своего панциря непрошенного гостя'. Ай, да Мамба! Аригато!
Удивленные глаза Игнатьича мелькнули перед моим носом, а затем их обладатель ударился спиной о ближайшую липку и сомлел.
Нет нужды описывать, что спустя пару минут остальные Семены нашли приют в разных прибрежных уголках. Ни одного я не сбросил в Козематку к неведомым пока крокозябрам, хотя и очень хотелось. Все- таки я не злой колдун… Ах, да!
Я повернулся в сторону посиневшего от злобы Шамана.
— Один злой колдун, не сумевший взять в плен молодого человека и вызвавшийся противостоять Сказочнику, не справился с управлением собственных конечностей, — принялся с выражением рассказывать я. — Ухватил он мешок, державший в руках, напялил его себе на голову — хотя очень этого не хотел, — да и бросился в Козематку. Только круги по воде пошли. Вот и сказке конец, а кто слушал — молодцы.
Ну, все было не совсем так. Хотя в общем, в особенности насчет кругов, все правильно. Только перед падением он успел кое-что сказать. Вернее, прокричать:
— Албибэк!
— Сам дурак! — ответил я.
А из-под моста продолжало нестись:
— Вы еще попляшете!
Ну, это фигня. А вот посерьезнее:
— А мерзкому Колобу — проклятие ВЕЧНОЕ!
И еще:
— Козлы!!!
Потом наконец-то все стихло. Я подошел к вздрагивающему от обиды Колобку.
— Я-то тут при чем? — спросил он меня, утирая бегущие из черных глазок слезы. — Это же вы с Големычем его победили и разоблачили! За что меня-то? Лучше бы он тебя в обезьянку превратил, а Кащея — в шарманщика. Мне-то уже надоело бессовестным быть!
— Не боись, — похлопал его по кругленькой макушке я. — Всего-то сто годков бессовестным походишь, а там само пройдет.
— Ну, спасибо, — хмуро сказал Колобок. — Я, признаться, ожидал кой-чего другого. Например, сказки про меня и про мою чудесно обретенную совесть.
— Да я пошутил. Верну я тебе твою совесть, не переживай. Дай сначала с парнем разобраться, гляди, еле живой сидит.
— А чего с ним разбираться? А, да, ты же не местный. Портняжка это.
— Тот самый?
— Не тот самый, а Храбрый! — пискнул, услышав наши последние слова, парень. — Одним махом семерых побивахом!
— Это я побивахом, — показал на постепенно приходящих в себя Семенов я. — А ты — жертва.
— Сам жертва! Я — Сказочник! Я со злом боролся!
— Это с каким же?
— С вампирами! Придумал одного хорошего человека, он их всех обещал перебить!
— Ага, — многозначительно протянул Кащей. — А еще?
— А знаешь, сколько я деревень спас? От холода, голода и унижений?
— Дай догадаюсь: еще одного спасителя выдумал?
— Точно! — Портняжка покраснел. — А что? Мне Шаман говорил…
Тут его лицо сморщилось, он понял, что сказанное только что не вписывается в действия последних десяти минут, и заплакал.
— Не реви, — строго сказал Кащей. — Ты не виноват. Просто подвернулся под руку одному хитрому и злобному типу.
— Я думал… Я — настоящий… Сказочник… Хотел, как лучше…
— Вот сейчас ты должен с умным видом сказать: 'Самые страшные вещи делаются из лучших побуждений', — сказал Кащею я.
— Сам знаю, — рыкнул Кащей и нежно пояснил Портняжке: — Самые страшные вещи делаются из лучших побуждений, сынок! Мерзавец ты, Глым, и шутки у тебя мерзопакостные.
— Это что, тоже сказка была? — притворно удивился я. — Я и не знал!
— Граждане, — послышался голос Семен Семеныча, который с хрустом приводил вывихнутую шею в порядок. — А что это сейчас тут произошло? А? О!
— Да, объяснитесь же, наконец? — проскрипело дерево, незаметно появляясь у меня за спиной.
— Все в сборе? — спросил Кащей. — Так и быть, объясняемся.
Глава восемнадцатая
Так и быть, объясняемся?
— Признаться, я и не подозревал, что Шаман — злой колдун, — начал речь Кащей. — Но не знал этого лишь с самого начала. Выяснил я это лишь тогда, когда отправил Глыма с Додельщиками, а сам закончил дело под кодовым названием 'Саранча'.
— То есть, — я начал закипать, — ты уже давным-давно покончил с крылатой напастью, а меня, как последнего осла…
— Нет-нет, ты не так понял. С саранчой я оставил бороться Колобка и Ореха, а сам отправился на поиски Антисказочника. Просидев в библиотеках две пары штанов, искурив уйму табаку и отрастив сивую бороду, я нашел наконец все интересующие меня сведения. Оказывается, Шаман после смерти Шнапса уже пробовался на роль Сказочника. Почему же я не был поставлен в известность? Потому что выполнял розыск претендентов в иных мирах. Почему Колобок не был поставлен в известность? Смотри пункт первый. Словом, мы об этом не знали. А Шаману лично Царем было отказано с формулировкой: 'Не способен на добрые дела, нет Сказочных положительных свойств, только отрицательные'. И тогда этот мерзавец придумал новый коварный план. Он изобретает легенду об Антисказочнике, подкрепляет ее несколькими пакостными делишками, заранее обеспечив себе алиби. В частности, похищает Храброго портняжку, распустив слух, что тот уже за пределами нашей реальности.
— В гости пригласил. Конфектами угощал, — шмыгнул носом несостоявшийся Сказочник. — Ландриновыми. И одним маленьким марципаном.
— И попутно внушает ему, что он-то и есть настоящий спаситель человечества. Приглашает из Мерики Хельсинка, с помощью Игипетской Магической Мумии вызывает из вечной тьмы Могильщика, и…
— И выдает их появление за дела Портняжки! — закончил я.
