выбор каждого может воздействовать пример Иова.
Когда Иов поднялся в своей боли и произнес свое первое слово, проклиная день своего рождения, он выдвинул проблему страдания во всей ее остроте: лучше не родиться, нежели быть настигнутым страданием. Постановка вопроса действительно зловеща, и первая речь Иова наиболее зловеща из всех последующих. Поэтому совершенно понятно, почему друзья Иова тут же начинают искать смысл страдания, они чувствуют, что от их усилий зависит судьба Иова. Если страдание не имеет смысла, оно уничтожает человека и тогда Бог превращается в преследователя человека, в насмешника, в разрушителя творения рук своих. А если оно имеет смысл, то какой? Вот дилемма, перед которой Иов поставил своих друзей и перед которой оказывается всякий, столкнувшись с непомерным страданием. Поэтому друзья Иова и приготовились говорить.
Первым встал Елифаз Феманитянин. О его ответе мы уже говорили. Сущность его тезиса заключается в утверждении, что ни один человек нечист в глазах Бога. Каждый человек преступен и поэтому каждый заслуживает наказания. Наказание необходимо. Страдание и есть такое наказание за грехи. Господь наказывает грешников. Это подтверждает не только опыт, но старцы и мудрецы, которые из поколения в поколение передают мысль, что грешник «не надеется спастись от тьмы; видит пред собою меч» (15, 22). Его настигают всякие напасти и беды и дни его сочтены (15, 23–35). Но, с другой стороны, страдание есть знак того, что Господь призывает человека к покаянию. И если человек это осознает, сожалеет, просит прощения, тогда Бог спасает его. Поэтому Елифаз и говорит, что «Блажен человек, которого вразумляет Бог» (5, 17), ибо таким образом ему предоставляется возможность увидеть свою вину и избавиться от нее. Страдание, по мнению Елифаза, есть вразумление Вседержителя. Таким образом, он советует Иову не пренебрегать этим вразумлением, ибо Господь сам «причиняет раны, и Сам обвязывает их; Он поражает, и Его же руки врачуют» (5, 18). С этим тезисом Елифаза соглашаются и два других его друга. Софар Наамитянин на утверждение Иова, что он будто бы не виновен, резко отвечает, что если бы только Бог возговорил, то Иову тут же бы стали понятны грехи его. Человек ведь не знает тайн Господа. Он ведь «рождается подобно дикому осленку» (11, 12) и ему надо учиться мудрости. То же самое утверждает и Вилдад Савхеянин. Он, как и Елифаз, прибегает к опыту «прежних родов» и образно спрашивает: «Поднимается ли тростник без влаги? растет ли камыш без воды?» (8, 11). Иначе говоря, разве страдание возникает там, где нет греха? Дети Иова были виновны, поэтому Бог «и предал их в руку беззакония их» (8, 4). Сам Иов не был настолько виновен, поэтому и не погиб. И если теперь он будет чист и прав, то все пройдет и он наконец будет умиротворен Господом (ср. 8, 6–7). Четвертый друг Иова Елиуй говорил последним. В сущности он тоже поддерживает мысль Елифаза, что страдание есть наказание за грехи. По мнению Елиуя, Бог «по делам человека поступает с ним, и по путям мужа воздает ему» (34, 11). Однако к тому, что было уже сказано, Елиуй делает попытку добавить новые начала для того, чтобы помочь осознать смысл страдания. Прежде всего страдание выражается через абсолютную суверенность Бога. Бог поступает с человеком так, как ему нравится. Ни грехи человека, ни его добрые дела Бога не меняют, они ничего Ему не дают и не отнимают. «Если ты грешишь, что делаешь ты Ему?.. Если ты праведен, что даешь Ему?» (35, 6–7). Бога не затрагивает поведение человека. Он живет своей независимой жизнью. Страдание как раз и является выражением этой независимости Бога. С другой стороны, страдание есть желание Бога оградить человека от греха. «Вот, все это делает Бог два, три раза с человеком, Чтобы отвесть душу его от могилы» (33, 29–30). Он уничтожает человека только тогда, когда тот не послушен Ему. Поэтому страдание иногда более значительно, нежели имеющаяся вина. Но такая более высокая мера применяется как предупреждение на будущее. И наконец, Бог есть такое Могущество, что перед Его лицом надо только изумляться и молчать, а не задавать вопросы. Закончив рассказ о деяниях Бога, Елиуй говорит Иову: «Внимай сему, Иов; стой и разумевай чудные дела Божии» (37, 14). Бог поступает так, как Ему нравится, но «Он
Но Иов не соглашается с мнением своих друзей. Он называет их «сплетчиками лжи», лицемерами, «бесполезными врачами» и своими речами опровергает их мысли. Правда, Иову не представился случай ответить своему четвертому другу Елиую, ибо явившийся Бог прервал разгоревшийся спор. Но Елиуй своей речью не добавил по существу ничего нового для разъяснения смысла страдания. И в его представлении страдание связано с уже имеющимся или будущим грехом. Включение момента будущего или будущего возможного греха не добавило ничего существенного, ибо страдание не имеет обязательной связи с нынешним грехом и точно так же оно может не иметь этой связи и с будущим грехом. Поэтому, отвечая своим друзьям, Иов тем самым ответил и четвертому Елиую, несмотря на то, что тот говорил последним. Так каким же образом Иов разрушает взгляды своих друзей?
Основной аргумент Иова, который он выдвигает против рациональных рассуждений своих друзей, это он сам с безвинным сердцем своим. Друзья Иова подхватывают абстрактный тезис, что никто не чист в глазах Бога. Но вот Иов встает перед ними и говорит: Я! «и Бог узнает мою непорочность» (31, 6). Вся последующая речь Иова есть не что другое, как апология себя самого перед обвиняющими его в грехе друзьями. Он не находит вины в себе. Он не согрешил ни прежде, ни теперь. В начале книги сам Бог называет Иова человеком непорочным, справедливым, богобоязненным и удаляющимся от зла (1, 8). Следовательно, сознание непорочности в Иове есть не его субъективное мнение о себе или упорная самозащита, но подлинное и не лживое переживание самого себя. Иов действительно невиновен. А если это так, тогда тезис его друзей, что страдание есть наказание за грех, неудержимо разрушается. Иов страдает и все-таки он не виновен. Следовательно, страдание не всегда и не везде есть наказание за грехи. Наказание не объясняет страдания. И здесь ничего не объясняет и указание Елиуя на то, что страдание есть желание Бога уберечь человека от греха. Это указание так же неубедительно, как и теория наказания. Прежде всего, убережение человека от греха есть позитивный акт, а не негативное уничтожение, чем является страдание само по себе. Если Бог может уберечь человека только таким способом, то есть уничтожая его, то такое убережение слишком наивно, чтобы оно смогло исчерпать смысл страдания. Если мы поверим Елиую, что Бог, наслав несчастья и болезни, пытается уберечь Иова от грехов в будущем, то мы должны будем признать весьма странное поведение Бога по отношению к людям. Бог, желая уберечь чувства Иова от греховности, уничтожает их проказою; желая уберечь Иова от греха соблазна богатством, Он это богатство пускает на ветер; желая не допустить греха в семью Иова, Он эту семью убивает. Вне сомнения, если человек лишится чувств, богатства, семьи, то все это не сможет стать и объектом греха. Нетрудно понять наивность такого убережения человека. Поэтому и замечание Елиуя не выдерживает критики. Оно только еще более отчетливо показывает, что установление связи между страданием и грехом не раскрывает смысла страдания, ибо не может устоять перед экзистенциальной действительностью. Страдание может быть и наказанием, и убережением. Но этими двумя началами оно не исчерпывается. Наказание и убережение только случайные начала страдания. В мире существует страдание, которое не есть ни наказание, ни убережение. Скажем, страдание детей: оно — не наказание, ибо дети невинны; оно и не убережение, ибо дети умирают в этом страдании. Поэтому Иов совершенно последовательно, исходя из переживания самого себя и вообще из опыта человеческой экзистенции, отвергает ответы своих друзей.
Какой же ответ дает он сам? Теоретически — никакого. Иов инстинктивно чувствует, что теоретического ответа здесь не может быть; что каждый ответ такого рода страдание делает позитивным, превращает его в добро и тем самым его вообще отрицает. Поэтому Иов только критикует своих друзей, не формулируя никакого теоретического мнения, в котором содержалась бы попытка решить вопрос смысла страдания. В этом отношении страдание для Иова остается непостижимым. Зато он дает ответ своей экзистенцией. Иов принимает страдание и претерпевает его. Перед лицом страдания он решает соединить его с Богом и сложить свою судьбу в руки Господа, не теряя надежды, что Господь преодолеет ситуацию его страдания. Это и есть ответ Иова. Смысл страдания Иов находит в своем собственном решении: вытерпеть — это и есть его задача в ситуации страдания. И это уже не теоретический, но экзистенциальный ответ. Проблему зла, в частности, страдания Иов разрешает не в какой-то абстрактной формуле, как это делают его друзья, но определенным своим поведением в страдании, принимая определенную установку по отношению к нему и определенным способом реагируя на него. Это ответ, глубины которого нам трудно понять, но именно в них и кроется величие страдания. Таким
