Человек боится дьявола потому, что тот распространяет небытие; боязнь дьявола в своей сущности есть боязнь небытия. Человек никогда не может быть отмечен знаком дьявола непосредственно. Как носитель и распространитель небытия, дьявол не находит пути к душе человека. Желая приблизиться к человеку и сделать его своим посланником, дьявол вынужден избрать для себя определенную форму бытия, прикрыться ею и ею же пробудить в человеке созидательные силы и только таким способом поставить его себе на службу.
Именно себялюбие и есть для него такой путь. Будучи отвращением от бытия, оно тем самым является и отрицанием этого бытия, следовательно, вступлением в небытие. Но, будучи обращением к человеческому Я, оно сохраняет форму бытия и таким образом путем обмана скрывает от глаз человека разверзающееся небытие. Именно это свойство себялюбия удовлетворяет дьявола. Своей небытийной сущностью оно соответствует дьявольской цели — все превратить в небытие. Бытийной своей формой оно удовлетворяет желание дьявола — не предстать чистым отрицателем, но показаться утверждающим, творящим, любящим. Поэтому дьявол и выбирает себялюбие для расширения своей деятельности как в отдельном человеке, так и во всей истории. Он опирается на себялюбивого человека, укрепляет его на пути, направленном на себя, перерождает его в силе, дабы он не уставал на этом пути; он приказывает ему все делать во имя самого себя, ибо всякое дело во имя другого сбило бы человека с пути себялюбия. Человеческое себялюбие становится прикрытием и тайным убежищем дьявола. Оно, словно густая вуаль, скрывает этого вселенского отрицателя от людских глаз, скрывает холод его небытия и таким образом делает его приемлемым для человека. Человек идет на службу дьяволу во имя службы для себя. Полностью сосредоточивая все только на себе, все принося в жертву только себе, повсюду действуя только во имя себя самого, себялюбец тем самым уже делает то, чего хочет дьявол, именно: уничтожает бытие, лжет и ненавидит. Такова связь между посланничеством дьявола, которым он метит своих сторонников, и его велением действовать во имя самого себя.
Это укрывание дьявола под образом и именем человека имеет еще и другой, значительно более глубокий смысл. Скрыть себя для того, чтобы можно было приблизиться к человеку и отвратить его от бытия через его себялюбие — это только одна задача дьявола, скажем — антропологическая, ориентированная только на человека. Однако наряду с этой задачей дьявол своим укрывательством осуществляет еще и другую задачу, скажем — теологическую, которая нацелена уже на самого Христа. В повести Соловьева эта задача обозначена очень отчетливо. Посылая антихриста в мир, дьявол замечает, что он ничего не требует от своего посланника. И тут же добавляет, что Бог потребовал от своего Сына полного послушания, вплоть до смерти на кресте, но даже на кресте Бог Иисусу не помог, хотя и слышал Его умоляющий возглас: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Матф., 27, 46). Между тем дьявол обещает помощь своему посланнику. «Ради тебя самого, ради твоего собственного достоинства и превосходства и ради моей чистой, бескорыстной любви к тебе — я помогу тебе».
Разве в этих словах мы не слышим насмешки над Жертвой Христа? По мнению дьявола, Христос был оставлен своим Отцом потому, что Бог есть корыстная любовь. Он требует преклонения перед собой, требует жертвы вплоть до крестной смерти. Более того, Он даже в смерти не помогает. Он правит миром не сердцем, но разумом, и его решения неумолимы. Он — «не отец вселенной, а ... царь», как некогда говорил А. Мицкевич[31] (А. Мицкевич. Собрание сочинений. т.3, стр. 166, М., 1952.). Между тем дьявол обещает окружить своего посланника «бескорыстной любовью». Он обещает помочь ему не ради спасения мира, как Бог Христу, но ради самого посылаемого, ради его достоинства. Он ничего не будет требовать от своего мессии. Наоборот, он сам устранится, укроется, а его помазанник будет действовать во имя свое собственное. Вне сомнения, мы чувствуем, что во всем этом кроется насмешка над миссией Христа. Но дьявол ею пользуется в полной мере, ибо он — simius Dei — обезьяна Бога. Дьявол — враг Бога не только потому, что он разрушает труды Бога, но и потому, что он их высмеивает. Христос как объект его насмешек стоит здесь первым. Потому и укрывание дьявола под образом человека не может не носить этого издевательского смысла, хотя сам Соловьев это не акцентирует. Он только рассказывает об усилиях дьявола сделать антихриста отрицателем Христа. Однако, проникая глубже в передаваемое Соловьевым желание дьявола действовать именем человека, мы без труда начинаем улавливать этот издевательский смысл.
Ключ для раскрытия этого смысла кроется в переданном Достоевским кошмаре Ивана Карамазова, во время которого он разговаривает с чертом. Иван, один из персонажей романа «Братья Карамазовы», находясь в бреду, замечает сидящего против него на кушетке джентльмена и вступает с ним в долгую беседу. Вне сомнения, Иван чувствует, что этот джентльмен не кто другой, как он сам — его второе, болезненное Я, высказывающее его собственные мысли, «но только самые низкие и самые глупые». В характер речи этого джентльмена Достоевский вкладывает так много дьявольской психологии, что вряд ли бы сам дьявол говорил по-другому. Среди других поразительно коварных и лживых вещей этот созданный воображением Ивана черт говорит: «Я беден, но не скажу, что очень честен, но... обыкновенно в обществе принято за аксиому, что я падший ангел. Ей-богу, не могу представить, каким образом я мог быть когда- нибудь ангелом. Если и был когда, то так давно, что не грешно и забыть. Теперь я дорожу лишь репутацией порядочного человека и живу как придется, стараясь быть приятным. Я людей люблю искренно — о, меня во многом оклеветали! Здесь, когда временами я к вам переселяюсь, моя жизнь протекает вроде чего-то как бы и в самом деле, и это мне более всего нравится. Ведь я и сам, как и ты же, страдаю от фантастического, а потому и люблю ваш земной реализм. Тут у вас все очерчено, тут формула, тут геометрия, а у нас все какие-то неопределенные уравнения! Я здесь хожу и мечтаю. Я люблю мечтать. И к тому же на земле я становлюсь суеверным — не смейся, пожалуйста: мне именно это-то и нравится, что я становлюсь суеверным. Я здесь все ваши привычки принимаю: я и в баню торговую полюбил ходить, можешь ты это представить, и люблю с купцами и попами париться. Моя мечта — это воплотиться, но чтоб уж окончательно, безвозвратно, в какую-нибудь толстую, семипудовую купчиху. И всему поверить, во что она верит. Мой идеал — войти в церковь и поставить свечку от чистого сердца, ей-богу, так. Тогда предел моим страданиям. Вот тоже лечиться у вас полюбил: весной оспа пошла, я пошел и в воспитательном доме себе оспу привил — если бы ты знал, как я был в тот день доволен: на братьев славян десять рублей пожертвовал». Когда черт упоминает о том, что в прошлом году у него был ревматизм, Иван с издевкой спрашивает его: «У черта ревматизм?» На что джентльмен отвечает: «Почему же и нет, если я иногда воплощаюсь. Воплощаюсь, так и принимаю последствия».
Во всей этой долгой болтовне черта скрывается та же мысль, которая звучит в словах ночной фигуры Соловьева: «Делай твое дело во имя твое, не мое». Дьявол хочет воплотиться в буржуазном, полном себялюбия природном начале человека и, таким образом, высмеять воплощение Христа. Христос принял на себя природу и судьбу человека, дьявол тоже пытается это сделать, то есть он пытается подделаться под Христа. Но для этого он избирает не трагическую сущность человеческой природы, в которой кроется израненный образ Господа, но смешную внешнюю строну этой сущности — суеверия и жажду хорошей жизни. Семипудовая купчиха — символ дьявольского воплощения. Дьявол так же, как и Христос, принимает на себя судьбу человека, однако не во всей ее значимости, пусть даже и греховной, но как-то несерьезно, в каких-то смешных формах — боязнь оспы, ревматизма, воспаления левой ноздри и т. д. Он так же, как и Христос, хочет идти в церковь, однако не для того, чтобы учить истинам спасения, но чтобы войти в церковь и поставить свечку перед иконой, то есть исполнить самый незначительный, внешний обряд.
Вся эта маскировка дьявола под образ человеческий состоит в подражании Христу. Маскировка используется во всем. И делается это для того, чтобы высмеять и унизить воплощение Христа. В этом кроется тот более глубокий, теологический смысл дьявольской маскировки, о котором уже упоминалось. Дьявол маскируется не только для того, чтобы приблизиться к человеку, но и для того, чтобы его воплощение стало бы способом унижения Христа. Земной реализм нравится ему именно тем, что здесь он находит способ фальсификации Вечного Логоса, Который стал истинным человеком и вынес все страдания человеческой жизни. Христос тоже любил земную действительность и даже умер за нее. Он тоже был реалистом. Но умер Он не для того, чтобы эту действительность увековечить в ее фактичности, но чтобы высвободить из этой фактичности, преобразить ее и очистить. Между тем дьявол хочет в этом реализме «воплотиться, но чтоб уж окончательно, безвозвратно». Он хочет постоянно быть в нем,
