решить эту задачу, император использовал чудодея Аполлония, который мог «притягивать и направлять по своей воле атмосферное электричество», поэтому люди стали думать, что он может даже «сводить огонь с небес». Он действительно поразил «воображение толпы разными неслыханными диковинками». Поэтому император сразу распознал в нем своего помощника, принял его с распростертыми объятиями и поручил ему осуществить третью ценность своего царства, именно — веселье, которое должно было окончательно довершить создаваемое им земное счастье. «И вот народы земли, — рассказывает Соловьев, — облагодетельствованные своим владыкой, кроме всеобщего мира, кроме всеобщей сытости, получат еще возможность постоянного наслаждения самыми разнообразными и неожиданными чудесами и знамениями». И действительно, Аполлоний повсюду сопровождал императора и везде являл свою чудодейственную силу. Где только собиралась толпа, там появлялся и Аполлоний со своими забавами. Основным способом его чудес была игра света ракет, фейерверков в виде разноцветных цветов. Однако по случаю воссоединения Церквей в храме всех культов были слышны «восхитительные, прямо в душу идущие и хватающие за сердце звуки неслыханных дотоле музыкальных инструментов, и ангельские голоса незримых певцов славили новых владык неба и земли». Таким образом антихрист заглушил вопль толпы, звучащий еще со времен Рима — «раnem et circenses». Хлеб он дал, произведя свои социальные реформы, зрелища — использовав чудеса Аполлония.
И здесь мы вновь сталкиваемся с вопросом: каков смысл этих антихристовых забав? Почему антихрист вводит в своем царстве игру? Что означает это увеселение толпы при помощи магии? Увеселение поставлено на один уровень с единством и благосостоянием. И это неслучайно. Это связано со всей направленностью жизни антихриста. Увеселение придает завершенность этой жизни и возлагает на нее своеобразный венец. Уже упоминалось о том, что царство антихриста — это голая фактичность, которая оставляет человека в этой действительности и привязывает его к ней. И единство, и благоденствие служат средствами для выражения этой фактичности и ее утверждения в сознании человека. Но ни единство, ни благоденствие не придают этой фактичности зримого блеска. Ни одна из этих антихристовых ценностей не накладывает на нашу тяжелую действительность маску преображенной действительности. Поэтому даже и соединенные в антихристовом единстве и погруженные в антихристово благоденствие люди всегда могут себе представить еще и другой мир, в котором не только хорошо, но и красиво. Красота — необычайно привлекательное начало. Ее исключительность вызывает в человеке тоску и заставляет его искать это начало. Между тем ни единство, ни благоденствие красоты не дают. Красота появляется только тогда, когда начинают сиять зримые формы действительности. Поэтому антихрист, зная склонность человеческой природы к красоте, и вводит ее в свое царство. Этим он придает зримый блеск формам этой действительности, делает их привлекательными для человеческого восприятия и этим сдерживает стремление человека в область потусторонней красоты. Для чего нужна какая-то другая действительность, если по сю сторону все преображено и сияет? Кому это нужно — взбираться вместе с Христом на Фавор? Не для того ли, чтобы увидеть лик Его, засиявший как солнце и сверкающие как снег Его одежды? Зачем это нужно, если здесь, по велению Аполлония, все возгорается удивительным сиянием? Увеселения антихриста — средство затмить притягательность преображенного бытия. Вместо сверхприродного света антихрист подсовывает человеку игру «атмосферического электричества». Вместо сияния сущности бытия он предлагает человеку радоваться земным вещам, которые освещены бенгальскими огнями. Агнец Откровения как светильник преображенной действительности здесь уступает место слуге антихриста Аполлонию. В царстве антихриста все так устроено, чтобы ничто не могло напомнить человеку о жизни по ту сторону, чтобы никто не вел его в ту жизнь, чтобы никто ее не указывал и не являл бы ее. Источник красоты в царстве антихриста является частью этой действительности, могущество красоты — техника, а проявления красоты всем хорошо известны. Красота, как могучий призыв в высоту, в царстве антихриста становится чисто сюсторонней вещью.
Но именно здесь проявляется, становясь понятной, обманчивость антихристовой красоты. Игра и увеселения в человеческом существовании имеют значительно более глубокий смысл, нежели это может показаться с первого взгляда, значительно более глубокий, нежели тот, который им придается в антихристовом царстве. В нашем омраченном существовании игра кажется нам выражением какой-то несерьезности. Правда, человек часто играет и веселится, но видит в этом занятии всего лишь один смысл — снятие напряжения после работы. Он включает игру в ряд обычных дел своего повседневного существования, таких как сон, еда, удовлетворение страсти... Высшего смысла в увеселениях человек обычно не видит. Игра служит только для плоти, она служит всего лишь средством укрепления здоровья, дабы не износились до времени мускулы и нервы. Между тем духовная и божественная сторона веселья в понимании человека совсем стерлась. Поэтому, когда на землю явился Христос и принес нам Радостную весть, мы ее восприняли только как весть, ибо такого учения до сих пор не слыхивали; но мы никак не могли понять, почему эта весть должна быть радостной и что мы должны делать, чтобы выразить эту радостную сторону Евангелия.
А если бы все-таки поняли? И если бы все-таки эта радостная его сторона предстала бы перед нашими глазами во всей своей значимости? И если бы мы ее глубоко пережили бы и попытались бы эти свои переживания выразить внешне? Что мы тогда делали бы? Не что другое, как то, что перед лицом пришествия Господа возвещал пророк: «Восклицайте Господу, вся земля; торжествуйте, веселитесь и пойте. Пойте Господу с гуслями и с гласом псалмопения. При звуке труб и рога торжествуйте перед царем Господом. Да шумит море и что наполняет его, вселенная и живущие в ней; Да рукоплещут реки; да ликуют вместе горы Пред лицем Господа; ибо Он идет судить землю» (Пс., 97); земля с живущими на ней, вся природа, весь космос веселился бы пред лицом грядущего Господа. Всеобщая радость, выраженная во всеобщем веселье, стояла перед глазами пророка как ответ на приход царя Господа на землю. О чем бы это всеобщее веселье говорило? О всеобщей несерьезности? Напротив, оно свидетельствовало бы о всеобщем освобождении и о переходе человека и мира в новое бытие. Псалмы и песнопения, гусли и арфы, трубы и рога, шумящие моря и реки стали бы знамениями этого нового бытия. Освобожденный человек начал бы новое бытие, играя и веселясь. Но так было бы не только тогда, если бы мы приняли и осуществили Евангелие. Так было и в начале бытия. В книге Премудрости есть одно место, которое читается в костелах как эпистола на праздничном Богослужении Непорочного Зачатия Девы Марии и Рождества Пресвятой Богородицы. Там речь идет о Божественной Премудрости, которая существовала прежде, нежели появилась земля, возникли горы, забили водные источники. Но эта Вечная Премудрость не была всего лишь пассивным наблюдателем творческих деяний Господа. Она была их воплощающим началом. Она «имеет сожитие с Богом» (Книга Премудр.Соломона 8, 3) (Цит. по книге- Священные книги Ветхаго Завета. Санкт-Петербург. 1875) и знает дела Бога и «присуща была», когда Бог творил мир (9, 9). Она все направляет и упорядочивает. Но как? Как проявляется эта устроительная деятельность Божественной Премудрости? Ответ дает она сама: «Тогда я была при Нем художницей... веселясь пред лицом Его во все время, Веселясь на земном кругу Его» (Прит., 8, 30—31) (
Так что же это такое - веселье в своей глубинной божественной сущности? Не что иное, как состояние божественного и обоженного бытия. Божественная жизнь есть совершенное непрерывное веселье. И когда человек включается в эту жизнь, когда он освобождается от тяжести греха, он тоже начинает существовать играючи. Те звучащие гусли, те рукоплещущие реки и шумящие море, о которых повествуется в Псалме (97), есть не что иное, как только легкий отблеск бесконечного веселья Божественной Премудрости. Искупленный мир вклюается в божественное состояние и тем самым выявляет свое новое бытие в виде веселья. И хотя в трудном и омраченном нашем существовании мы такого всеобщего веселия не наблюдаем и даже не понимаем его, все-таки оно вспыхивает перед нашими глазами в наших храмах во время коротких литургий. Литургия — это веселье пред ликом Царя Господа и вместе с тем знак состояния искупленного человека. В нашем культе проявляются крупицы этой
