- Полдореа, ты хоть знаешь значение слова 'шаир'? Ты, небось, думаешь, что это то же самое, что поэт?
- Это значит 'болтун', - равнодушно откликнулся Тарег и прикусил еще одну петунью.
- А что значит, во имя священного огня, 'время оглохло'?! - не сдавался кот. - Что это за выражение, о Хварна? Да еще и - 'ослепло'?! А дальше? Ты только послушай себя дальше!
Джинн вскинул хвост и мявкнул:
- Кто это 'она'? Возлюбленная? Тогда почему она возникает непонятно откуда в стихах ни о чем?!
Тарег вздохнул и молча налил вина в новую чашку.
Джинн все не унимался:
- Нет, а финал? Разве это финал?!
- Тьфу, - подвел итог Имруулькайс и гордо сел. - Я же говорю - говно, а не стихи.
Тарег не выдержал и снова надел на него корзину.
Джинн выбрался из-под не сразу, и в задумчивом настроении.
- Слышь, Полдореа. Я ж переживаю за тебя, кокосина. Так почему морда-то у тебя кислая?
Помолчав, нерегиль вдруг сказал:
- У тебя хорошие стихи, Имру. Мне кажется, что я взялся за дело и где-то заблудился.
- Эй, - кот подошел совсем близко и задрал усатую морду. - Ты все сделал правильно. Все это знают. Даже твой халиф.
Тарег встал и прислонился к тоненькой колонне арки. За розовыми кустами перекидывались струями фонтаны Длинного пруда. В воздухе плыл аромат цветов, тренькала вода.
- Женщина моя плачет, Имру. Я говорю ей, что скоро вернусь - а она плачет. Говорит, ее мучают нехорошие предчувствия...
- Женщина, - снисходительно мурлыкнул кот. - Ей простительно. Она просто скучает.
А потом осторожно спросил:
- Джунайд... не составлял нового гороскопа?
В ответ Тарег лишь дернул плечом:
- Гороскоп? О чем ты, Имру... И прежний-то был невразумителен и глуп. 'Остерегайся подскользнуться на невинной крови'... О боги, да я ее пролил столько, что могу в ней плавать. Подскользнуться, подумать только...
Кот подошел, выгнул спину и потерся о колени:
- Завтра. Завтра большой прием. А потом...
- Я хотел попросить Абдаллаха отпустить меня... в замок Сов. Разрешить уехать в тот же вечер. Но не успел. Он приказал ждать его в столице...
Джинн весь встопорщился:
- Да ты чего, кокосина! Вот это было бы недостойной слабостью! Завтра ты пройдешь мимо всех этих баранов в калансувах и каждому плюнешь в бритый затылок! Чтоб знали, с кем имеют дело, шакальи дети! И боялись не то что слово поперек сказать - пёрнуть чтоб боялись!
- Д-да... - пробормотал Тарег.
Повертел в руках чашку. И вдруг швырнул ее далеко-далеко в темень. Откуда-то издалека раздался жалобный звон меди о плиты дорожки.
Тоненько звенели фонтаны. В пруду отражалась молочная река Соломенного пути и редкие облака. На город опускалась темная ночь.
Крики и гул толпы бились в ушах, как морской прибой. Марваз, сопя под двойной кольчугой, поправил обвязку на шлеме. Пекло, несмотря на ранний час. Головной платок уже весь вымок, с него неприятно подтекало за шиворот.
И, тем не менее, ятрибец довольно улыбался - победа! И какая! Да и кошмары отступили - ничего плохого больше не снилось. Хорошо! Лекарь сказал, что здоровье идет на поправку, скоро можно будет даже настойки не пить - ну, раз ничего больше не мерещится и не снится. Хорошо!..
Марваз улыбнулся яркому небу и празничной круговерти вокруг.
Конный каид бестолково рысил вдоль строя - гвардейцы отжимали толпу от середины улицы. За спиной Марваза толкались, орали, пихались локтями, грызли семечки, кидались косточками, вопили, проклинали, славили Всевышнего, проливали с балконов воду с патокой и вино, облитые правоверные из не столь удачливых - место у окна и на балконе вдоль улиц, по которым следовал бы халиф стоило не меньше пятнадцати динаров - возмущенно галдели, в воздух летели лепестки роз, семечки, зерна и косточки - иногда персиковые. Стоявшего сзади Рафика такая - здоровая, что твой снаряд для камнемета - вдарила как раз по затылку, так шлем звенел куда как долго, и все слушали, как Рафик поносит персикоеда
