Принимаются только добровольцы.[9]
Спустя несколько дней отряд, вооружение которого состояло из пистолетов, финских ножей и взрывчатки, переодетый в немецкую форму, был десантирован в тыл наступающего врага.
Однако события разворачивались драматически. Фашистские войска наступали почти на всем протяжении советско-германского фронта. Группа решила выходить из окружения, разбившись на пятерки. После ряда головоломных предприятий, дерзко двигаясь по дорогам в составе наступающих колонн вермахта под резкие команды одного из членов группы, лишь вчера еще доцента Московского университета, артистически владевшего немецким языком, пятерка вышла к расположению наших войск. При переходе двое погибли, а остальные — в немецкой форме, грязные, небритые, голодные — были взяты под стражу.
— Это было самое тяжелое, что я испытал за всю войну, — сказал потом Вениамин Сергеевич.
Недоразумение скоро уладилось, и Богословский получил сутки для отдыха. Явившись затем к военкому, он был направлен в Болшево формировать 14-й отряд водного заграждения (14-й ОВЗ). Формирование началось на голом месте, в лесочке, с единственного человека — с самого Богословского. Спустя некоторое время в лесок стали прибывать люди — бывшие мотористы и водолазы «Освода», шумная вольница, которую нелегко было приобщить к воинской дисциплине. Среди этих ребят были совсем зеленые, едва достигшие 17 лет и с трудом добившиеся разрешения на зачисление в отряд, — водолазы Вася Казак и Петя Молодов, моторист Леня Хоботов и другие.
В один из дней начала июля к Богословскому явился среднего роста плотный человек с карими внимательными глазами, с добрым и твердым лицом, на лобастой голове пилотка, на превосходно пригнанной гимнастерке медаль «За трудовое отличие» и отрекомендовался:
— Старший политрук Куников. Назначен к вам в 14-й ОВЗ.
Посидели, потолковали о том о сем. Общего нашлось много: оба инженеры, интеллигентны, оба женаты, у обоих мальчишки одного возраста, семьи в Москве, а тут налеты, бомбежки…
Куников сказал:
— Что ж, товарищ лейтенант, давайте распределять обязанности.
Богословский прикинул: военного образования у Куникова нет, но в петлице шпала, медаль на груди, большой жизненный опыт, знание людей и практика руководящей работы на высоких должностях. К тому же и годами несколько старше, а выглядит еще старше из-за лысины.
— Командуйте, — сказал он. — А я буду вашим заместителем по строевой службе.
— По рукам, — сказал Куников и стиснул руку Богословского. — А комиссара мы с вами, Вениамин Сергеевич, такого добудем, что придется стеречь, чтоб не украли.
Он позвонил в город, приехал большой черный ЗИС-101, сели, поехали во Фрунзенский райком партии, там разыскали Васю Никитина. Куников познакомил его с Богословским и сказал:
— Василий, валяй к нам комиссаром. Отряд у нас замечательный.
— Не отпустят, — с сомнением сказал Никитин. — Я же на брони.
— А ты добровольцем, как я.
— Разве и впрямь попробовать? — оживился Никитин. — Ладно, вы идите, я тут пошурую.
Шуровал он недолго. Через несколько дней, еще в полувоенной форме, он явился в Болшево в качестве комиссара.
В конце июля штат отряда — 186 человек — был укомплектован. В начале августа отряд перебазировался в Химки, на водный стадион «Динамо», туда прибыли и катера. Их было 21 — маленькие осводовские полуглиссеры НКЛ и чуть более мощные ЗИСы — все с деревянными корпусами и без всякого вооружения.
И вот Куников вместе с Богословским и худощавым, суровым, туго затянутым в ремни Никитиным едет к известному конструктору авиационного вооружения Б.Г.Шпитальному. Прибыли в лабораторию. Их приветливо встретили, проводили на стенд и продемонстрировали скорострельность и кучность превосходных авиационных пулеметов ШКАС, калибр 7,62.
— Здорово! — сказал Цезарь Шпитальному. — Отличное оружие. Но дело в том, дружище, что сегодня я к тебе приехал не как ответственный редактор газеты, а как командир отряда. Помоги пулеметами, подбрось десяток-другой.
От Шпитального они увезли 10 обстрелянных на стенде ШКАСов и 5 станковых пулеметов.
Подобным же образом Куников добыл полтора десятка ротных минометов, но установить их на катера не успели, так как для этого нужно было серьезно усилить корму, а времени уже не оставалось. (Минометы увезли с собой на фронт в кузовах машин.)
В середине августа наконец решили провести пробный выход на катерах. Маршрут наметили Химки — Пироговское водохранилище. Туда и обратно — около 80 километров. При скорости катеров 40 километров в час планировали пройти маршрут за 3–4 часа. Вышли из Химок на 21 катере, вернулись на одном. Весь день отставших ремонтировали и буксировали к месту дислокации.
Посовещавшись, решили, что правдами и неправдами нужно раздобыть хорошего механика на должность заместителя командира по технической части. Но где взять такого специалиста? Всей тройкой отправились к военкому.
— Вот что, — сказал военком, — помочь помогу, но вы об этом ни слова. Покажу вам картотеку бронированных, там личные дела с фотографиями, присмотрите себе симпатичного парня, а дальше все в ваших руках. Сумеете его уговорить, подаст заявление добровольцем — ваша взяла. А нет — значит…
Всем приглянулся Петр Романович Гнилозуб, заместитель начальника сборочного цеха Московского автозавода. Образование средне-техническое, механик, лейтенант запаса, возраст 26 лет. Поехали к нему на завод, объяснили обстановку. «Пошли к нам, браток, отряд у нас замечательный, народ что надо, только хорошего зампотеха не хватает».
— Э! — сказал Гнилозуб. — Семь бед — один ответ. Пойду!
Спустя несколько дней отряд в полном составе снова отправился по маршруту Химки — Пироговское водохранилище. Катера прошли трассу без остановки, и все до единого вернулись в свое расположение.
Отряд становился боевой единицей.
Параллельно с довооружением обсуждался вопрос тактики. Было очевидно, что легкие, лишенные брони суденышки не могут вступать в открытый бой с батареями, танками и бронекатерами противника. Не могут, не имеют права попадать даже под прицельный ружейно-пулеметный огонь. Отсюда единственный вывод: весь личный состав надо готовить к действиям в ночных условиях. Основным видом предстоящего боя должен стать неожиданный налет на разведанный объект, налет стремительный, скоротечный, с применением всего наличного вооружения. Характерные для отряда действия — десант первого броска, поиск, диверсия. Следовательно, людей надо обучить владению всеми механизмами, всеми видами вооружения, маскировке, подрывному делу. Члены экипажей должны стать взаимозаменяемы, чтобы выход из строя моториста, рулевого, пулеметчика не был чреват катастрофой.
Учеба шла по 12 часов в сутки, а при ночных учениях и все 24 часа. Мог же он работать так в мирные будни. А тут шла война — жесточайшая, кровопролитная.
Забежим немного вперед.
Ночной бой — сложнейший вид боя, наиболее трудный для управления. Он требует от командира не только воли и присутствия духа, он требует умения ориентироваться в темноте, отсчитывать время, удерживать в памяти рельеф местности, весь ландшафт, увиденный, быть может, лишь однажды, расположить на нем противника и свои силы и, манипулируя ими во времени, всегда мысленно видеть картину боя, корректируемую шумами, вспышками выстрелов и общим командирским решением на бой. Ночной бой требует лаконичной и выразительной сигнализации, доведенной до каждого участника. Он требует наконец совершенно особой подготовки — подготовки индивидуальной, позволяющей превратить каждого бойца в сознательную и гибкую воинскую единицу, грозную своей самостоятельностью, пониманием общей задачи, подвижностью и, конечно, самоотверженностью. Вот что такое ночной бой.
И все же Цезарь предпочитал ночной бой. Освоил его. Стал виртуозом ночного боя, энтузиастом и пропагандистом ночного боя. Почему? Потому что всегда добивался успеха в ночном бою? Но успеха он неизменно добивался и в дневном. Этот командир среднего звена, майор, погиб непобежденным. Он
