пещерного антагонизма.
Зато последующие одиннадцать недель после „учебки“ матросов готовили серьезно: изучали боевую технику, рукопашный бой и кучу других военных премудростей. Некоторые, помнится, после окончания этого курса ушли из ПДСС и, не исключено, что в „Дельфин“. Каковы были критерии отбора, Григорьев никогда не узнал.
Подготовка бойца имеет очень давние исторические традиции, которые, конечно же, меняются, но главное остается: солдат должен уметь пользоваться оружием, беспрекословно выполнять приказы и иметь необходимую для боя психическую устойчивость. Для этого существуют специальные тренировки. Григорьев был неоднократным свидетелем таких тренингов, где случалось, что матрос под угрозой утопления впадал в панику и действительно чуть не захлебывался. Сам Григорьев исходил из того, что матроса срочной службы вряд ли по-настоящему утопят (по инструкции всегда страховали), а если кто и нахлебается, то всяко откачают (врач тоже всегда находился рядом), но некоторые ломались, и их, случалось, отчисляли из отряда. Легкие тогда у Григорьева были неплохие, он приноровился к таким штукам, иногда даже дурачился, корчил под водой рожи, надувал щеки, делал страшные глаза. А поединки, скорее всего, допускали, чтобы выпускать лишний пар. Не исключено, что это вполне могло быть и элементом тренировки и воспитания бойца.
Начальный курс обучения водолаза предусматривает тридцать часов работы под водой. И все эти тридцать часов Григорьев до минуточки под водой и просидел, то есть частично промучился, потому что и под водой их тоже гоняли. Тогда же начали прыгать с парашютной вышки. Одно и то же каждый день по много раз. Через полгода службы матрос считается готовым к работе в составе боевых групп. Однако это были только цветочки. Потом начались выброски из подводной лодки через торпедный аппарат, а также прыжки с парашютом на воду и на лес, ночью, с оружием и в снаряжении аквалангиста. Если хочешь узнать, что такое кайф, то это когда ты после приводнения ночью в море вылетаешь из глубины на поверхность, хватая воздух и соленую воду, отлепляя от лица стропы и капрон парашютного купола. Такую радость Григорьеву довелось испытать довольно много раз, и он так и не смог к ней привыкнуть, и еще он до сих пор был глубоко убежден, что нормальный человек не может с удовольствием прыгать ночью на лес или воду.
Насколько вся эта тяжелая водолазная наука пригодилась в мирной жизни, сказать трудно. Лишь единицы остались из их призыва служить дальше. Впрочем, один парень по прозвищу Шинкарь после службы работал обычным водолазом, сначала в порту, а потом на нефтяных платформах, где занимался подводной сваркой. Это была очень трудная, опасная, но зато и высокооплачиваемая работа. Григорьев случайно встретил его в Хельсинки — в этой, по сути, большой деревне. Буквально столкнулся с ним на Эспланаде. Сначала глазам своим не поверил, не сразу и подошел, думал, что ошибся. Шинкарь ему очень обрадовался. Тут же собрались идти в баню (Шинкарь всегда ходил по этим дням, взял с собой и Григорьева). Кстати, баня в Хельсинки Григорьеву очень даже понравилась: демократично, платишь всего, кажется, четыре евро и купаешься там, сколько хочешь. Они там и в сауне посидели, и попарились, периодически прыгая в бассейн с ледяной водой. Главная разница с Россией состояла в том, что в России они бы напились прямо там же, в бане, а здесь они приняли на грудь чуть позже в ближайшем к бассейну кабаке, но зато приняли здорово. Выползли на улицу уже заполночь, пьянющие в дым. Впрочем, как заметил тогда Григорьев, они вовсе были такие не одни. Пил народ там, в Финляндии, очень даже неслабо. Особенно вечером в пятницу и в субботу.
Еще из сослуживцев как-то встретил однажды Вострикова. Востриков работал в известном ночном клубе, занимался там охраной, фейс-контролем на входе и, судя по всему, очень неплохо зарабатывал. У него было жесткое, неприятное лицо профессионального вышибалы. Работа, по сути, в клоаке, на дне общества, с пьяными, проститутками и бандитами, неумолимо отразилась на его внешнем виде. Он даже приобрел специфическую манеру поведения: то наглую, то в меру подобострастную, то полностью лишенную каких-либо эмоций. Причем, мгновенно вычислял с кем и как надо разговаривать. С некоторыми был удивительно и, казалось бы, совершенно необъяснимо учтив, а тип мог быть самый что ни на есть низменный, примитивный, с матюгами через каждое слово, зато обычно одет на несколько тысяч долларов. С другими даже не разговаривал, а просто сходу бил в рожу: иначе, говорил, они не понимают, и нечего на них попусту тратить время. Подруги у него были сплошь официантки, стриптизерши и проститутки оттуда же из клуба, там у них был целый свой внутренний мир — за стойками баров, за дверями, ведущими на кухни и в гримерки. И Востриков был властелином этого мира.
И еще был в отряде такой совершенно особенный парень по кличке Гомер. Уникальный тип. Гомера, пожалуй, можно было назвать настоящим половым гангстером. Вот уж у кого был избыток феромонов, которые он щедро источал во все стороны! Даже теперь Григорьев его одного с Аленой не то, что бы не оставил наедине пусть только на минуту, но даже и знакомить бы не стал. Даже там, в Парусном, на безбабье, Гомер ухитрялся найти, кого трахать, это он оприходовал симпатичную медсестричку в госпитале Наташу (О, принцесса поллюций!) и жену ненавидимого всеми толстомордого мичмана-кладовщика. Григорьев уже и после службы не раз наблюдал за его выходками.
Вспомнилась одна вечеринка. Гомер, красивый, как Ален Делон в юности, даже с таким же шрамиком на подбородке, мечта любой женщины, красавчик с рекламы мужских парфюмов. Ловушка для женщин. Помнится, ему там понравилась одна девушка, самая обычная, но очень хорошенькая. Она пришла со своим парнем, который любил ее, предлагал жениться, а Гомер взял и тут же ее и соблазнил, причем уболтал буквально за пару минут, и она пошла с ним в туалетную комнату, и там они, судя по доносившимся звукам, немедленно совокупились. Девушка тут же, не раздумывая, сделала свой выбор: бросила своего Ромео на хрен, и даже глазом не моргнула. Гомеру она нужна была лишь на ночь. Григорьев тогда наблюдал эту сцену разве что с любопытством. Он еще подумал: „А что должен был сделать тот парень? И та девушка?“ Эти несколько минут полностью изменили им жизнь. Было ли это неким испытанием их любви? Может быть, она когда-нибудь позже продала бы своего мужчину также запросто, и не исключено, что парню повезло, что он не успел на ней жениться. С другой стороны, вдруг это было некое животное сексуальное затмение, после которого человек утром просыпается и со стоном хватается за голову: что же я наделал! Просто не у всех есть такой выбор. Представьте ситуацию, когда к обычному мужику вдруг приходит топмодель и предлагает с ней переспать, скажем, произошла случайная встреча где-то в командировке в гостинице и делать нечего. Откажется ли он от этого? Существует стойкое общественное мнение, что мужчина не должен отказываться от секса, предложенного женщиной, ибо так он проявляет слабость и неуважение, обижает ее, а во-вторых, и сам потом будет жалеть, а в-третьих, это просто неприлично. И, конечно же, его просто не поймут другие мужчины. Тогда уж придется молчать об этом всю оставшуюся жизнь и кусать ночью подушку. Короче, мужик, естественно, соглашается. Но тут случайно, как это всегда и бывает, приезжает его верная и любимая подруга и застает их в интимной ситуации. Никто не виноват. Стечение обстоятельств. Так и с этой парочкой. По сути это был несчастный случай. Или же, наоборот, счастный. Тут все делали свой выбор, и у девчонки (тоже ведь не маленькая — лет двадцать пять — уже сама должна думать, могла и отказаться) и у парня — была та ситуация, когда нужно было без вариантов драться, и огромное количество народу так бы и поступили, по крайней мере, бы попытались, а там уже будь что будет. Именно, что скандалить, хватать за руки, высаживать дверь в ванную. А тот парень почему-то этого не сделал. Гнилое что-то, значит, было у него внутри, и Гомер в нем это увидел и именно конкретно с ним сделал эту пакость, и девчонка увидела, которая его наверняка и не любила, но все равно хотела выйти замуж, хотя всегда искала кого-то другого. Но главная фишка всей этой истории состояла в том, что тут все решала девушка. Это было принципиально. Если девушка в подобной ситуации говорила Гомеру „нет“ или „извини, я пришла со своим парнем (или же, я замужем)“ с очаровательной улыбкой Гомер тут же испарялся и переключался на другую мишень. Отказ его никак не трогал: ну, нет и нет — пойдем искать другую — желающих много. Девушка в данном случае решала все.
Григорьев как-то рассказывал о похождениях Гомера одному типу на работе Семену Олещуку, который находился в постоянных поисках подруги, но ему с этим делом как-то не везло. Олещук, далеко не бывший эталонным мужским персонажем, забеспокоился, поведение Гомера ему очень даже не понравилось:
— Ты считаешь, он правильно сделал? — пытал он Григорьева.
Григорьев ничего не ответил, только пожал плечами.
— Так он хороший или плохой? — настаивал Олещук.
— Ну, это зависит от точки зрения. Наша уборщица Ванда, например, оценивает людей по тому, как
