Лёней моментально врубились, стали подтягивать, а спев, пришли в восторг и стали доказывать мне, что лучше я ничего ещё не писал.
Убедили.
Много времени потом я хотел сделать из неё просто лирическую песню без теистического душка, но почему-то рука не поднялась. И наконец, поднялась, но по-другому, утвердив в ней Бога накрепко. Хотя неделю спустя явился искуситель С. Славянин с письмом из Москвы и склонял меня послать что-нибудь на конкурс. Посылать особенно нечего, и мне пришёл искус, кроме нового текста, сделать ещё один, так как аранжировка «Атеп» богатая и явно бы пошла на любой конкурс.
Но бесы были изгнаны.
На этой ленте я опять работал с В.Ф. Его готовность помочь мне поистине безмерна. Но самое приятное то, что при всём его ортодоксально-джазовом воспитании он, сам того не ведая, со мной начинает играть то, что мне нужно, забывая на время свою выучку.
В «Медитации», не объясняясь словами, я, включив запись, просто дирижировал ему руками, гримасами, голосом, получилось то, что надо.
Very many thanks.
1. Ой, ты разудала голова. Виола да гамба — Г. Гольштейн. 3.40
2. Уж хорошо было детинушке. Флейта — Г. Гольштейн. 2.58
3. Как за дивненьким да лесочком. 4.52
4. Второе крещенье. На стихи А. Блока. 2.42
5. Ангел-хранитель. 2.52
6. Зависит от тебя. 3.12
7. Надкушенное яблоко. 3.40
8. Вечный дом. 4.34
9. Предопределение. 5.31
Общее звучание — 34.34
№ 1–6 — записаны в феврале, 7–9 — в марте, апреле 1981 г.
Как-то в 1974 г. Берендюков привёл в Капеллу старушку, которая спела несколько народных песен. Мы её записали, и с тех пор я часто слушал эту плёнку и дивился как бы давно знакомой, но почему-то забытой мелодике, манере и тембру голоса бабули. И вот в 1981 г. возникает желание спеть эти песни. В один вечер гармонизирую первую песню, через два дня — вторую. Записываюсь. Впечатление совершенно невероятное. Все записанные как раз перед этим композиции кажутся легковесной чепухой. Разбужаются какие-то неведомые чувства. С тем же настроением делаю и третью песню. В народной музыке скрыта страшная сила. После её исполнения возникает чувство единства и всемогущности. Под впечатлением этой силы записываю «Ангела-хранителя» и «Зависит от тебя».
О существовании Джона Леннона я бы, наверное, не вспомнил, если бы не его смерть. Чужой и чересчур американской стала для меня его поздняя музыка. Исчезновение идеалов и подмена их якобы «независимостью» и «самостоятельностью» суждений превратили его последние опусы в финансово- бордельную стряпню, слушать которую, конечно, можно, но не нужно. Когда кто-то сказал мне, что вчера убили Джона, я ответил: «Ну, и хрен с ним, убили, так убили». Но дня через два, вспомнив об этом, я невольно вспомнил и все те долгие годы помешательства на битлах, всё то жизненное и творческое, что я впитал от них и от событий ими посеянных. И я загрустил по Джону, по тому юному, с глупой самоуверенностью на лице, но с чистым сердцем хотевшего завоевать мир любовью и дерзостью.
И я, запалив свечу перед твоим портретом, взял гитару и написал «Надкушенное яблоко». Мир праху твоему, Джон, и пусть дух твой в следующей инкарнации справится с когтистыми лапами сансары.
1. Легенда о Майе.
Нисхождение.
Голография.
Бесславное возвращение (Love. Love. Love). 6.51
2. Но молчат сердца. 4.17
3. Источник золотой пыли. 4.46
4. От юности моей. 6.47
5. Снежная Дева. (Лузин-Морозов). Рояль — С. Лузин. 3.46
6. Вольно птице вольной. 4.30
7. Харе Кришна, Харе Рама. 4.27
Общее звучание — 36.00
Эти вещи возникли в противовес всеобщей и моей ранней слепоте, неспособности увидеть начала и концы всего того, что мы творим на Земле. Каждая наша мысль, слово или поступок творят бесконечную легенду Майи, и мы — творцы её — думаем, что она существует сама по себе. Наши эгоизм, гордость, скупость, зависть, молчащие сердца и пр. создали мир, стоящий на грани самоуничтожения. И никто не в силах поднять протестующие руки. Все только в ужасе задают друг другу вопрос: «Что же будет с нами со всеми?»
А будет то, что мы сделаем сами.
«Но молчат сердца» заиграла во мне на Валааме. Ходил по острову, думал о великих трудах и неукротимых сердцах монахов, оплодотворивших своей жизненной силой мёртвый камень посреди ледяного озера, и сравнивал их с вялыми, пресыщенными дрянью и суетой сердцами сегодняшних людей. О, небо!
Раньше ты было щедрее!
«Источник золотой пыли» и «От юности моей» — гимны созиданию и красоте. Конечно, транскрипция гимнов и понятие красоты — мои, морозовские, но души в них вложил, сколько мог.
Музыка «Снежной Девы» в приблизительном виде имелась в голове Лузина, когда он однажды зашёл ко мне, и, поэтому попотев пару часов, он над Petrof'ом, а я над «Rex» ом записали на ранее сыгранную мной какую-то партию ударных — рояль. В этот же раз записан и номер «Сверкающий мир» для сольного альбома Лузина.
Потом пришлось думать о словах, так как музыка уже тянула на песню, хотя первоначальный замысел был — дополнить гитарой и басом и сделать просто инструментал. Тема о чистой женщине-Деве уже мелькала в голове. Женщина XX века, словно автомат с газированной водой доступна первому встречному, бросившему монету или две, куда следует. Это бездарное расточение жизненности — единственного нашего достояния и женщинами и мужчинами — вызывало во мне в последнее время чувство противодействия. Секс стал универсальным предохранительным клапаном от всех проблем (от чрезмерного ума также), но, требуя себе обильных жертвоприношений, является в то же время одним из мощнейших источников проблем, опутавших по рукам и ногам всё человечество. Целомудрие, не вынужденное в силу обстоятельств, но сознательное и духовно сублимированное, — это подвиг силы уже сверхчеловеческой категории, и такую женщину-Деву я хотел бы не только воспеть, но и встретить на одном из перекрёстков Вселенной, чтобы поклониться Ей. Долой автоматы с подслащённой водичкой! Только чистая вода высшей духовности наполнит жаждущего истины человека.
