классах.
— Я так и подумал.
— Почему?
— Не знаю. На математичку ты не похожа.
Вера улыбнулась. Николай первый раз увидел, как она улыбается. Ее строгое лицо будто тронул кистью умелый художник. Оно преобразилось и удивительно похорошело.
— А почему в августе — и тетради? — удивился он.
— Веду факультатив, готовимся к занятиям. Сейчас такая сложная программа, вот родители и попросили позаниматься с выпускным классом. У тебя тоже аллергия на тетради?
— Нет, — удивился от вопросу. — Почему спрашиваешь?
— Мой бывший муженек видеть их не мог. Говорил, что они у него все время стоят перед глазами вместо завтрака, обеда и ужина.
Николай осматривал небогато обставленную комнату, куда привела его хозяйка. Сервант с посудой, почти такой же, как и в комнате его матери, книжный шкаф, полки, зеркало, диван, заправленный клетчатым пледом. В углу висела икона с лампадкой.
— Здесь тебе постелю, — Вера положила на диван стопку белья.
Он остановил её.
— А можно я на веранде посплю? Там топчан есть.
— Как хочешь, — удивилась Вера. — Только Малыш лает иногда, может побеспокоить.
— Ничего.
После ужина, от которого Николай всячески отказывался, но в конце концов пришлось подчиниться, он лежал на топчане в чужом доме и не мог заснуть.
Удивительно приятный запах распространялся вокруг. Что это? Приподнявшись на локте, пытался определить, откуда исходит такой пьянящий аромат и не мог.
— Здорово, — прошептал он и закрыл глаза.
Нежный запах настраивал на лирический лад, успокаивал и убаюкивал. За последние дни произошло столько разных событий… Завтра предстояла встреча с тетей Любой, ради которой и приехал сюда.
На улице в своей будке гремел цепью полусонный Малыш, время от времени взлаивали другие собаки, где-то загорланил петух, потом ещё один, — под эти непривычные звуки Николай провалился в сон.
Проснулся оттого, что кто-то негромко приговаривал совсем рядом:
— Цыпа, цыпа, цыпа…
Николай потянулся всем телом и почувствовал, что в углу постели находится что-то теплое и живое. Он открыл глаза. В ногах лежал трехцветный клубок, который вдруг зашевелился, потревоженный его движением, поднял голову и оказался хорошенькой кошечкой с зелеными глазами.
— Иди ко мне, — позвал Николай.
Кошечка, помедлив секунду, словно хотела удостовериться в добрых намерениях, доверчиво двинулась к нему, грациозно ступая по одеялу. Во сне он тоже чувствовал, как кто-то ласково касается его, стараясь не разбудить. Он думал, что это происходило во сне.
— Не дают тебе поспать, — появившаяся Вера смотрела, как Николай гладит кошечку. — Ее Дусей зовут, очень своенравная скотинка. Странно, что она к тебе на руки идет, обычно никого из чужих не подпускает, дичится всех.
Вера держала в руках миску со свежими яйцами.
— О, — улыбнулся Першин, — я смотрю, у вас настоящее натуральное хозяйство.
— Да какое хозяйство, — отмахнулась Вера. — Пять куриц, одна из которых совсем квелая, петух и кошка с собакой. Поросенка давно не держим, я в школе занята, а мама болеет.
Николай, принюхиваясь, крутил головой. Вчерашнего ночного запаха не чувствовалось вовсе.
— Скажи, пожалуйста, вчера, когда засыпал, чем-то сногсшибательно пахло. Или мне показалось?
— Маттиолой, наверное, это цветок такой, распускается на ночь глядя и благоухает. Сам неприметный, а аромат на всю округу. Его ещё ночной фиалкой называют. Я его каждый год сажаю.
— Точно, фиалкой и пахло!
Дуська, уютно угнездившись у Николая на руках, оглушительно мурлыкала.
— Надо же, кошечка маленькая, а голосище… — удивился он.
— Скоро завтракать будем.
Дуська, приняв эти слова на свой счет, спрыгнула на пол и, независимо задрав хвост, направилась вслед за Верой на кухню.
Утренняя улица, по которой Николай шел вместе с Верой, отличалась от улицы ночной. Почти у каждой калитки рылись в траве куры, охраняемые бдительным петухом, носились на велосипедах пацаны, возле огромной кучи песка, сваленной у недостроенного дома, сидела пара малышей и с упоением возводила из песка замысловатое сооружение. В палисадниках красовались цветы.
— Сколько золотых шаров! — улыбнулся Николай. Ему всегда нравились эти цветы.
— Да, распустились. Скоро осень. У нас золотые шары за цветы не считают, везде растут как сорняк, а я люблю.
— Я тоже, — сказал Николай.
Когда выходили из дома, он заметил, что у Пчелкиных в палисаднике тоже росли золотые шары.
Все, кто встречался по пути, здоровались с Верой и с Николаем.
— Здравствуйте, здравствуйте, — отвечала она.
Кое-кто называл её по отчеству — Владимировной.
— Родители моих учеников, — пояснила она.
Лишь однажды Вера насупилась, когда её остановила неряшливого вида расплывшаяся бабенка неопределенного возраста с хитрыми глазами. Черты её лица Николаю смутно кого-то напоминали.
— Как здоровье тетки Любы? — весело спросила она, впившись глазами в Першина. — Никак, гости у тебя?
— Гости. Здоровье мамы без изменений.
Бабенка была не прочь ещё поболтать, но Вера не поддержала её.
— В больницу опаздываем, — сказала она.
Шагая вслед за Верой Николай чувствовал чужой взгляд на собственном затылке.
— Неприятная женщина.
— А ты не узнал ее? — остановилась Вера.
— Нет. А кто это?
— Екатерина Доронькина, двоюродная сестра твоего приятеля Славика. Разве ты не помнишь ее?
— Катя Доронькина? Катька?! — он едва удержался, чтобы не оглянуться и не посмотреть вслед. — Удивительно! Она была такая хорошенькая. Года на три постарше нас со Славиком.
— Правильно. Ей сейчас сорок шесть, — подтвердила Вера. Числится на «Динамике».
— Почему числится?
— Завод большую часть времени не работает, люди пристраиваются, где кто может. Катерина тоже, сейчас, кажется, в уборщицы подалась, надо же как-то жить.
— Я был влюблен в неё в детстве. Никогда бы не подумал, что красавица Катерина превратится в такую… такую тетку. Она давно в этих краях живет?
— Да. Они через год после нас здесь с матерью поселились. Хибарку купили, потом лет пятнадцать её достраивали. Доронькины разъехались кто куда. Сама бабка Варя сначала к старшему сыну Василию в центральную усадьбу Родоманово подалась, потом, разругавшись с невесткой, здесь жить попробовала, у дочери, но тоже не ужилась. Просилась к Лидии в Москву, но та её не взяла. Так и моталась старуха до самой смерти между Родомановым и Гагариным.
— Славик никогда ничего про это не рассказывал.
Вера ещё больше насупилась, хотела что-то добавить, но сдержала себя, промолчала.
— А со Славиком ты по-прежнему дружишь? — вдруг спросила она.
— Виделись недавно, — неохотно отозвался Першин.
После встречи с Екатериной Доронькиной безмятежное настроение, навеянное нехитрым деревенским бытом провинциального городка испарилось, как дым. Зудяще и выматывающе стал побаливать правый висок. Впереди была встреча с тетей Любой. Что-то она скажет сегодня Першину?..
Любовь Ивановна лежала в крошечной палате одна.
Николай с трудом узнал в этой маленькой ссохшейся женщине полнокровную тетю Любу. Сквозь редкие седые волосы просвечивала кожа. Дышала больная неровно, словно внутри неё работал неисправный механизм. У противоположной стены стояла ещё одна кровать. Она была пустая.
Вера, обняв мать, перевела взгляд на незанятую койку.
— Ночью… вынесли, — хрипло вымолвила тетя Люба.
Вера все поняла правильно и отвернулась: умерла, значит, соседка. Скоро и мать…
Любовь Ивановна, видя, как Николай выгружает из авоськи апельсины, покачала головой.
— Нельзя мне цитрусовые. Верочка, почему ты не сказала?
— Я говорила, только он не послушался.
— Посади меня повыше, — попросила Любовь Ивановна дочь.
Николай бросился помогать Вере. Вдвоем они легко приподняли невесомое тело больной и усадили на подушки. Он почувствовал, что руки Веры дрожали.
— А теперь оставь нас вдвоем, — приказала Любовь Ивановна.
Вера послушно вышла из палаты, но перед этим тихо шепнула Николаю:
— Только недолго, она сознание может потерять от переутомления.
Першин смотрел на тонкие пожелтевшие руки тети Любы, безжизненно лежавшие поверх одеяла. Глазами старой больной женщины на него смотрела сама смерть.
— Сядь поближе, я кричать не могу.
Он придвинул стул ближе к постели.
— Давно Тамаре говорила, не послушалась меня, теперь вот помереть не могу спокойно, пока её волю не выполню. Тогда, на Выселках, ты нашел монеты, — начала говорить она. — Тринадцать штук. Тамара никому про это не сказала, только мне и тете Мане, твоей бабушке. Как же мать испугалась за тебя, сколько по врачам ходила, один Бог знает! Чего только не наслушалась от них! Сначала не хотела брать те монеты, говорила, нельзя, грех. А потом… Денег-то сколько на врачей извела!
Тетя Люба закашлялась, хрипло, с надрывом. Николай вскочил, хотел позвать кинуться за Верой, но больная остановила его.
— Подожди. Скажу сначала…
Она закрыла глаза и несколько минут лежала молча, словно собиралась с силами.
— Потом ей все-таки пришлось обменять часть золотых на деньги. Лечить тебя надо было.
— Знаю, — тихо сказал Николай.
— Ты нашел монеты? — взгляд Любови Ивановны уперся в него.
— Да. Совсем недавно. Семь штук.
