относятся к излюбленным способам для вербальной борьбы с болезнью с помощью симпатии. Другой метод, порождающий что-то вроде особого класса симпатических заклинаний, является просто описанием соответствующего невербального (операционального) ритуала: 'Паао' аца ка Хеуе тошта. та AeAcpi 5oq батгк гахаасо'44. Вероятно, пред-
42 Лёнрот, Элиас (1802-1884) - финский фольклорист и лингвист. Профессор Хельсинкского университета. Известен как исследователь и составитель 'Калевалы'. Прим. ред.
43 Муни, Джеймс (1861-1921) - американский этнограф (культурный антрополог), исследователь североамериканских индейцев. Прим. ред.
'Сыпь же скорее и молви: 'Я Дельфиса косточки сыплю'...' [греч.] Феокрит, II, 21. Пер. и ком. М. Е. Грабарь-Пассек. Феокрит, Идиллии и эпиграммы. М., 1958. Прим, ред. 146
полагалось, что описания или упоминания действия достаточно, чтобы оно произошло и произвело должный эффект.
Наряду с тем, что магия включает в себя жертвоприношения, она содержит также молитвы и гимны, и в особенности обращения к богам. Приведем пример ведической молитвы, произносимой во время простого симпатического лечения водянки (Kaugika sutra, 25, 37 и далее): 'Этот Асур властвует над богами; без сомнения, желание царя Варуны истинно [обязательно осуществляется]; своими чарами я превосхожу грозный гнев [бога], я отнимаю этого человека у болезни. Да будут [возданы] почести тебе, о царь Варуна и гневу твоему; ибо, о, грозный, ты распознаешь любой обман. Я отдаю тебе тысячу других людей; пусть же благодаря твоей доброте (?) человек этот живет сто осеней' и т. д. Этот гимн (Atharua Veda, I, 10) или точнее формула (brahman, стих 4) обращена, естественно, к богу вод Варуне, который посылает за грехи водянку. В молитвах, обращенных к Артемиде или солнцу, которые обнаруживаются в греческих магических папирусах, лирическое содержание призыва искажено и подавлено вторжением всего магического пустословия. Молитвы и гимны, которые, если очистить их от этого непривычного содержания, кажутся столь близкими к тем, что мы привыкли считать религиозными, часто содержатся в церковных требниках, причем особенно в требниках, которые упразднены или имеют чужестранное происхождение. Так, Дитрих недавно обнаружил в Большом Парижском папирусе целый отрывок литургии, относящийся к культу Митры. Более того, священные тексты, предметы религиозного культа могут при случае становиться магическими. Священные книги - Библия, Коран, Трипитака45 дали заклинания большей части человечества. То, что система текстов религиозного характера до такой степени пронизывает современную магию, не должно нас удивлять. Этот факт соответствует распространению данной системы в религиозной практике так же, как применение в магии механизма жертвоприношения - с его применением в религии. В каждом обществе существует лишь ограниченное число обрядовых форм. Чего операциональные магические обрядовые действия обычно не содержат, так это отображения мифов. Но зато имеется третья группа речевых обрядов, которые мы назовем заклинаниями мифологического характера. В первую очередь, это заклинания, которые состоят из описания операции, похожей на ту, которую хотят произвести. Это описание выражено в форме рассказа или эпического повествования, а персонажи обычно - герои или боги. Некоторая наличная ситуация уподобляется ситуации, описываемой в тексте заклинаний как своему прототипу, и рассуждения принимают следующую форму: если некто (бог, святой или герой) смог совершить такие-то и такие-то действия (зачастую и более сложные) при таких-то обстоятельствах, то уж,
45 Трипитака - 'Три корзины', санскр. - тексты буддийского канона, состоящего из трех частей: 'Сутрапитака' ('Корзина сутр'), 'Винаяпитака' ('Корзина устава') - наставления монашеской жизни, 'Абидхармапитака' - философские и психологические трактаты. 147
конечно, он может сделать тоже самое, и даже с большим успехом, в данном случае, который аналогичен описанному. Другая группа заклинаний мифологического характера формируется из того, что называют обрядами происхождения: они описывают происхождение, перечисляют качества и имена существ, вещей или демонов, на которые направлен обряд; это что-то вроде разоблачения объекта с тем, чтобы лишить его чар; маг начинает магический процесс над этим предметом, устанавливает, что он собой представляет, выслеживает, захватывает, подчиняет его себе и заставляет выполнять свои приказания. Все эти заклинания способны достигать значительных размеров, но чаще они редуцируются; это бормотание ономатопеи, слово, означающее предмет обряда и имя человека, на которого направлен обряд, обычно называемое после того, как обряду остается лишь механически перенести на этого человека свое действие. Молитвы свободно сокращаются до простого упоминания имен бога, демона или почти бессодержательного религиозного понятия типа tpurayiov46 или qodech. Заклинания мифологического характера, в конце концов, ограничиваются произнесением имени собственного или нарицательного. Сами названия разлагаются на части или заменяются буквами: ipvadyiov начальной, названия планет -
соответствующими гласными; встречаются также загадки, представляющие собой 'Эфесские письмена' ('Ecpecna урацлат) или лжеалгебраические формулы, в которые выливаются схематические описания алхимических опытов.
Если все эти речевые обряды стремятся к одним и тем же формам, то это потому, что все они имеют одну и ту же функцию. По крайней мере, их общий эффект состоит в том, что необходимо вызывать потусторонние силы и точно обозначить цели обряда. Призывают, зовут, вызывают к жизни духовную силу, которая должна сделать обряд действенным, или, по меньшей мере, испытывают необходимость сказать, на какую силу рассчитывают; таков случай экзорцизмов, производимых от имени того или иного бога; в случае магии, апеллирующей к мифам, ссылаются на фигуру авторитетного мифологического персонажа. С другой стороны, говорят, для чего служит обряд и для кого он совершается; пишут или произносят над куклами- двойниками имя того, кого околдовывают; при сборе целебных трав необходимо сказать, для чего или для кого они предназначены. Таким образом, ясно выраженная вербальная магия дополняет операциональную сторону обрядов, которую она может даже вытеснять. Любое ритуальное действие, впрочем, содержит фразу, ибо всегда есть некий минимум выразительных средств, определяющих цель и природу обряда, хотя бы словами, произносимыми про себя. Поэтому мы утверждаем, что не существует совершенно бессловесных обрядов, а кажущееся молчание не мешает этому подразумеваемому заклинанию, которое является осознанием желания. С этой точки зрения, операциональный магический обряд представляет
46 TpiaUYiov - священная триада, Святая Троица, [гр.] Прим. ред. 148
собой не что иное, как перевод этого заклинания, произносимого про себя, где жест является знаком, языком. Слова и действия абсолютно эквивалентны друг другу, и именно поэтому мы видим, что содержание, к которому отсылают магические жесты, предстает перед нами как заклинание. Без формального физического действия, используя лишь свой голос, дыхание или даже просто желание, маг создает, уничтожает, управляет, убивает - совершает любые действия.
Уже тот факт, что всякое заклинание представляет собой словесную формулу и что всякий операциональный обряд эту формулу подразумевает, свидетельствует о формалистическом характере всей магии. Относительно заклинаний никто никогда не сомневался, что они являются обрядами, будучи традиционными, формальными и наделенными собственной особой магической силой; ведь не существовало представления, что слово может физически производить желаемый результат. В отношении операциональных обрядов этот факт не столь очевиден; в данном случае имеет место более тесное соотношение, иногда логическое, иногда даже проверенное опытом, между обрядом и желаемой целью - несомненно, что паровая баня и магические натирания действительно облегчали болезни. Но оба типа обрядов - вербальные и операциональные - имеют одни и те же характерные черты, ведут к одним и тем же наблюдениям. Оба относятся к миру сверхъестественных явлений. Язык заклинаний - это особый язык, язык богов, духов, колдунов. Два, вероятно, наиболее удивительных из них - это используемый в Малайзии бхасаханту (bhasahantu) (язык духов) и язык ангекоков у эскимосов. Относительно Греции Ямвлих сообщает нам, что 'Эфесские письмена' являются языком богов. Магия говорила на санскрите в Индии эпохи пракритов, на языке египтян и евреев в греческом мире, на греческом языке в латинском мире и на латинском у нас. Повсюду она использует архаизмы, причудливые непонятные термины. Начиная со своего рождения, как мы видим на примере Австралии, где мы, возможно, являемся свидетелями ранних этапов развития магии, она все бормочет свою абракадабру. Странности и своеобразию операциональных обрядов соответствует склонность говорить загадками и невнятным бормотанием в рамках речевого магического обряда. Будучи далека от проявления индивидуальных эмоций, магия постоянно налагает ограничения на жесты и словесные выражения. Все строго зафиксировано и точно определено. Предписаны стихотворные
