Мы видели, сколь редко оно осознавалось и еще реже находило там выражение в явном виде. Фактически оно так же неотделимо от магии, как постулат Евклида неотделим от нашей концепции пространства.
Разумеется, эта категория не существует в индивидуальном сознании подобно категориям пространства и времени. Основание этого утверждения состоит в том, что в результате развития цивилизации эта категория была заметно сужена, а также в том, что ее содержание варьирует в разных обществах и в различных фазах жизни одного и 204
того же общества. Это понятие присутствует в сознании индивидов потому, что существует само общество, так же как идеи справедливости или законности; мы бы сказали, что это категория коллективного разума.
Результатом нашего анализа является также то, что идея маны оказывается того же порядка, что и идея священного. Иногда они смешиваются: идея маниту у алгонкинов, аренды у ирокезов, понятие маны в Меланезии относятся как к сфере магии, так и к сфере религии. Помимо того, мы видели на примере Меланезии, что существует внутренняя связь между понятиями маны и табу; мы упоминали, что некоторые вещи, обладающие маной, являются табу, и все вещи, являющиеся табу, обладают маной. Так же и у алгонкинов каждое божество считается маниту, но не всякий маниту - божество. Следовательно, понятие маны является не просто более общим, чем понятие священного, но священное входит в понятие мана и проявляется на его фоне. Вероятно, можно точно сказать, что священное - это частный случай родового понятия маны. Таким образом, в магических ритуалах мы обнаруживаем не только искомое понятие священного, но и его источник.
Однако вернемся к дилемме, сформулированной во Введении. Или магия, как и понятие священного, является социальным феноменом, или она таковым не является, но тогда это относится и к идее священного. Не желая вдаваться здесь отдельно в рассмотрение самого понятия священного, мы можем сделать несколько замечаний, указывающих на социальный характер магии и понятия маны. Свойство маны, или сакральности, приписывается вещам, которым придается особым образом определенное положение в обществе, вплоть до того, что они часто рассматриваются как существующие за пределами сферы повседневного и общедоступного. Вещи, обладающие маной (или сакральным статусом), имеют большое значение для магии; они являются ее двигателем.
Души мертвых и все, что касается смерти - предметы магические par excellence, об этом свидетельствуют универсальная и в высшей степени магическая практика обращения к мертвым или, например, повсеместно приписываемая руке покойника способность делать того, кто к ней прикоснулся, невидимым, да и множество других фактов. Мертвые являются объектами погребальных церемоний, а иногда объектами культов предков, которые хорошо показывают, насколько положение умерших отличается от общественного положения живых. Нам могут возразить, что в некоторых обществах магия имела дело не со всеми мертвыми, но, главным образом, с умершими насильственной смертью, особенно с преступниками. Этот факт является подтверждением того, что мы и хотели показать, потому что такие покойники становятся предметом верований и обрядов, превращающих их в совершенно особый разряд существ, отличных не только от живых, но и от прочих покойников. Но в целом все мертвые, покойники и духи, образуют по отношению к живым особый мир, в котором маг черпает свои силы смерти и колдовства. 205
Также и женщины, роль которых в магии столь важна для теории, считаются колдуньями, обладающими властью лишь по причине своего особого социального положения. Их рассматривают как качественно отличных от мужчин и наделенных специфическими силами: менструация, таинственное влияние пола и беременностей представляют собой проявления приписываемых им особых свойств. Общество, мужская его часть, питает в отношении женщин сильные социальные чувства, которые женщины, со своей стороны, уважают и даже разделяют. Вследствие этого они имеют особый юридический статус и подчиненное положение, в особенности в религии. Но это как раз и обрекает женщин на занятие магией, где они оказываются в положении, обратном по смыслу тому, которое они занимают в религиозной системе. Женщины постоянно высвобождают злые силы. Nirrtir hi stri
('женщина - это смерть'), говорят древние брахманские тексты (Maitrayani samhita, I, 10, И). В этом их ущербность и чародейство. Они могут сглазить. Поэтому даже если активность женщин в магии меньше, чем мужчины им это приписывают, но все же она гораздо больше, чем их активность в религии.
Как показывают эти два примера, магическая значимость людей и вещей проистекает из того положения, которое они занимают в обществе или в отношении к обществу. Понятия магической способности и социального положения совпадают в той мере, в какой одно зависит от другого. Речь идет, по существу, о признанных обществом относительных значимостях. Они зависят не от внутренних свойств вещей и людей, но от статуса и положения, приписываемых им всемогущим общественным мнением и предрассудками. Они имеют социальный характер и не являются результатом опыта. Это великолепно подтверждается верой в магическую силу слов и тем фактом, что часто своим магическим свойством вещи обязаны своему названию. Из чего следует, что если рассматриваемые магические значимости зависят от диалектов и языков, то они являются племенными и национальными. Таким образом, все существа, предметы и действия иерархически упорядочены, одни подчиняются другим и согласно именно этому порядку осуществляются магические действия, когда они переходят от мага к одному классу духов, оттуда к другому классу и т. д., вплоть до достижения необходимого эффекта. Нам нравится выражение 'магический потенциал', которое Хьюит применил при описании понятий лшны и аренды, потому что оно подразумевает существование в некотором роде магической энергии; и на самом деле это именно то, что мы описывали. То, что мы назвали относительным местом, или относительной значимостью вещей, можно было бы определить как разницу потенциалов, так как именно в силу этой разницы они воздействуют друг на друга. Таким образом, мало сказать, что свойство маны приписывается определенным вещам на основании их относительного положения в обществе, но необходимо также отметить, что идея маны представляет собой не что иное, как идею этих относительных значимостей, этих различий в 206
потенциале. Здесь мы приходим к понятию, лежащему в основе магии, а значит, и к самой магии. Само собой разумеется, что подобное понятие не имеет смысла вне общества, что оно является абсурдом с точки зрения чистого разума и что оно проистекает исключительно из жизни коллектива.
Мы не стремимся доказать, что эта иерархия идей с главенством маны представляет собой результат многообразных искусственных соглашений, заключенных между индивидами, будь то маги или простые люди, идей, по традиции признаваемых обществом в связи с их практическим смыслом, несмотря на присущие им изначально заблуждения. Напротив, мы полагаем, что магия, как и религия, относится к сфере чувств. Точнее, можно было бы утверждать, если пользоваться темным языком современной теологии, что магия, как и религия - это игра 'ценностных суждений', то есть выразительных афоризмов, приписывающих различные качества разным объектам, входящим в эту систему. Однако эти ценностные суждения, определяющие значимость объектов, являются не результатом действий отдельных духов, а выражением социальных чувств, сформированных то необходимым и универсальным, то случайным образом, относительно вещей, избранных по большей мере произвольно: растений и животных, профессий, полов, небесных светил, метеоров, элементов, физических явлений, вида ландшафта, материалов и т. д. Понятие маны, как и понятие священного, в конечном счете, оказывается лишь чем-то вроде категории коллективного разума, который лежит в основе ценностных суждений, определяющих значимость объектов, разума, который навязывает определенную классификацию вещей, разделяя одни, объединяя другие, устанавливает пути воздействия или пределы изоляции. КОЛЛЕКТИВНЫЕ СОСТОЯНИЯ И КОЛЛЕКТИВНЫЕ СИЛЫ
Мы могли бы здесь остановиться и сказать, что магия - это социальное явление, поскольку за всеми ее проявлениями стоит некоторое коллективное представление. Однако в том виде, в каком предстает сейчас перед нами идея маны, оно кажется нам еще слишком оторванным от механизма социальной жизни; оно еще в чем-то слишком интеллектуально; у нас нет ясного представления о том, откуда оно появилось, на какой основе развилось. Так что мы попытаемся копнуть глубже, чтобы добраться до тех сил, тех коллективных сил, продуктом
которых, по нашему мнению, является магия, а выражением которых - идея маны. Для этого рассмотрим сначала магические представления и действия в качестве неких суждений. Мы вправе это сделать, ибо любое пред-207
