Именно потому, что
желанный для всех результат отмечается всеми, данный способ признается эффективным; именно потому, что хотят выздоровления больного лихорадкой, окропление холодной водой и симпатический контакт с лягушкой индусам, прибегающим к помощи брахманов Атхарваведы, кажется достаточным средством против трехдневной или четырехдневной лихорадки. В сущности, это общество расплачивается с собой фальшивой монетой своих грез. Синтез причины и следствия происходит только в общественном мнении. Любой другой взгляд на магию рисует ее только цепью абсурдных идей и ошибок. Тогда крайне трудно понять ее появление, а тем более - распространение.
Мы должны расценивать магию как систему индуктивных умозаключений, a priori производимых под давлением потребностей группы. Впрочем, можно было бы спросить себя, не в подобных ли условиях возникала большая часть известных человечеству поспешных обобщений и магия ли за это ответственна? Более того, не через магию ли люди научились индукции? Мы рискнем сделать радикальное предположение из области индивидуальной психологии, отметив, что, вероятно, отдельный человек или даже весь род человеческий не могут, в действительности, делать индуктивных выводов; они могут только усваивать привычки и инстинкты, что равносильно уничтожению всякой рефлексии над действиями. Не связанное с какой бы то ни было упрощающей положение вещей гипотезой, наше доказательство покажется еще более убедительным, если мы напомним, что все магические утверждения, даже самые частные, основываются на некотором общем положении о магической силе, которая, в свою очередь, находит свое выражение в понятии маны. В этой идее, как мы увидели, форма и содержание коллективны; в ней нет ничего интеллектуального, ничего экспериментального, ничего, кроме ощущения существования общества и его предрассудков. А ведь именно эта идея или, лучше сказать, категория, объясняет логическую возможность магического суждения и, фактически, сводит на нет кажущуюся его абсурдность. Примечательно, что эта туманная идея, столь трудно выделяемая среди состояний аффекта, идея, почти не переводимая в абстрактные термины и непостижимая для нас, - именно она предоставляет адептам магии ясную, рациональную и иногда даже научную основу. Ибо если понятие маны подразумевается в любого 211
рода магическом утверждении, то последнее благодаря этому становится аналитическим. В предложении 'дым водных растений рождает облака' поместим после субъекта высказывания слово мана, и тем самым сразу получаем следующее тождество: дым, обладающий свойством маны, - облако. Эта идея не только трансформирует магические суждения в аналитические, но она также превращает их из априорных в апостериорные, так как она управляет самим опытом, обусловливая его. Благодаря ей не только магическое воображение становится рациональным, но оно даже совмещается с реальностью. Именно вера больного в силу мага заставляет его действительно чувствовать, как болезнь уходит из тела. Тем самым видно, насколько мы далеки от того, чтобы подменять психологический мистицизм социологическим. Прежде всего, коллективные потребности не ведут к формированию инстинктов, относительно которых в социологии нам известен лишь один пример - инстинкт общения - первое условие среди всех прочих. Более того, нам неизвестно коллективное чувство в чистом виде; коллективные силы, которые мы пытаемся обнаружить, манифестируют себя в формах, всегда отчасти являющихся рациональными и по природе интеллектуальными. Благодаря понятию маны магия, царство исполнения желаний, наполнено рационализмом.
Таким образом, чтобы существовала магия, нужно присутствие определенного сообщества. Теперь попытаемся установить, что сообщество это действительно присутствует и в какой форме оно присутствует.
Обычно считается, что ограничения и запреты являются свидетельствами непосредственного влияния общества. Между тем, если определенная магическая система и не состоит из обязательных обрядов и конкретных понятий, но из общих идей и обрядов необязательных, и если вследствие этого мы не можем найти в ней явно выраженных принуждающих правил, то мы констатируем, по крайней мере, наличие запретов или установлений, соблюдаемых всей группой в отношении некоторых вещей и действий. Среди них есть такие запреты и установления, которые свойственны магии и, вероятно, порождены ею. Это, в частности, то, что
мы называем симпатическим табу, а так же то, что можно назвать табу смешения (tabou de melange). Например, беременная женщина не должна смотреть на убийцу или дом покойника; у чероков табу обычно распространяется не только на пациента, но также на мага, на всю семью и всех соседей. Мы видели уже, что эти предписания представляют собой негативные обряды, которые, не будучи совершенно обязательными, тем не менее предписаны всем. По правде говоря, не само общество по себе санкционирует некие особые действия. Магические табу, о которых мы говорим, подразумевают автоматические санкции, как следствие их нарушения. Тем не менее именно общество заставляет принять и поддерживать веру в неминуемость таких санкций. 212
Предписанные магией запреты не сводятся к отдельным негативным ритуалам и широко распространенным табу. Часто, как мы упоминали, позитивный обряд, предписывающий некое действие, сопровождается целым сонмом негативных обрядов, предписывающих избегать определенных действий. Они включают, в частности, ритуалы, которые мы обозначили как предваряющие ритуальную церемонию. Маг или магическая пара, которые соблюдают пост, избегают половых сношений или очищаются перед совершением действий, своим поведением свидетельствуют, что ощущают несоответствие между предметами, которых они собираются коснуться, или действиями и обстоятельствами обычной жизни. Они осведомлены о некотором сопротивлении, магия для них - не открытая настежь дверь. Другие запреты и предостережения, маркирующие ритуалы возвращения, препятствуют тому, чтобы они покинули аномальный мир, в который вошли в ходе обряда, такими же, какими пребывали в этом мире. Войдя туда, они не остались такими, какими были в обычной жизни; как и жертвоприношение, магия требует и произвести определенные изменения, преобразования состояния сознания, что выражается в торжественности жестов, изменении голоса и даже в переходе на другой язык - язык богов и духов. Таким образом, негативные обряды в магии формируют некий порог, на котором индивид отрекается от самого себя, чтобы остаться не более чем исполнителем определенной роли.
Тем не менее в магии, как и в религии между негативными и позитивными обрядами существуют тесные корреляции. Мы предполагаем, не имея на настоящий момент возможности удовлетворительным образом это показать, что любой позитивный ритуал, всякое позитивное свойство непременно соотносится с негативным ритуалом или свойством. Например, табу, связанные с использованием железа, соответствуют магическим качествам кузнеца. Сколь бы необязательным ни был позитивный обряд, он более или менее непосредственно связан с негативным, который или является обязательным, или, по крайней мере, представляется санкционированным неизбежностью и механическим характером результата. Мифологические существа и действия, исполнители ритуалов и мифы - все это как в магии, так и в религии подвержено действию ограничений и запретов. Самые заурядные магические предметы, самые обычные магические обряды, деревенские костоправы, подковы всегда внушают в некотором роде уважение. Самый простой магический обряд, самый невинный спиритический сеанс не происходят без опасений; всегда есть сомнения, преходящие моменты отступления, возникающие вследствие насаждаемого религией отвращения к магии. Магия притягивает и одновременно отталкивает. Здесь мы возвращаемся к окружающей магию таинственности и загадочности, которые нам показались отличительным признаком, когда мы давали ей определение, и в которых теперь мы видим признак создающих ее коллективных сил. Магия, таким образом, включает систему присущих только ей 213
ритуальных запретов, настолько не случайную, что сама эта система помогает характеризовать магию. Помимо того, магия тесно связана со всей системой коллективных запретов, включая и религиозные; связь эта столь тесна, что в каждом конкретном случае трудно определить, проистекали магические свойства из запрета или запрет носит магический характер. Так, остатки пищи считаются магическими, потому что они представляют собой табу, и они являются табу, поскольку существует опасение, что они могут оказаться использованными в колдовских целях. Магия явно отдает предпочтение запретным предметам. Лечение от возникших вследствие нарушения табу болезней и неудач - одна из ее специальностей, посредством которой она составляет конкуренцию искупительной деятельности
религии. Она использует для своих целей нарушения табу, она придает особое значение остаткам, которые религия запрещает использовать: остаткам жертвоприношений, которые должны быть израсходованы или сожжены, крови, менструальной крови и т. д. В этом отношении негативная часть
