размеры вашего гонорара?»
Валерий Иванович отрицательно покачал головой.
— Не стройте иллюзий. Отношения с женщиной — неустойчивый фактор. Сегодня есть, завтра нет.
— Странно, — вмешался Глеб. — Сегодня вы бросаете на произвол судьбы даму сердца, а вчера грозились убить девочку Дашу, ни в чем не повинное дитя, лишь бы уберечь вашу пассию от лишних потрясений.
— Сгоряча брякнул, с кем не бывает. Терпеть не могу, когда меня за горло берут. Девочку я, конечно, не трону, не волнуйтесь.
— А если Дмитрий прикажет?
Полищуки приготовил очередную западню и Круглов не преминул в нее попасть. Он не собирался обсуждать планы Дмитрия, не собирался связывать себя словом. Тем не менее, уверил:
— Девочка не пострадает. Не волнуйтесь.
— Если не ради Виктора, хотя бы ради Гали. Ей хватило прошлогодних угроз. Бедная женщина, чуть не умерла от волнения.
Валерий Иванович стушевался. Необходимость запугивать Галю и выстрел в весельчака Азефа оказались тяжким бременем для его совести. Особенно, допекала радужная картинка-воспоминание: солнечная полянка в парке, игривая собачья компания; лязг курка, обрывающий будущее сильного здорового кобеля.
Угрозы в адрес девочки смущали Валерия Ивановича меньше. Он только бросил киношную фразу, не подразумевая ничего конкретного: «не пожалейте, у вас дочь растет» и удивился эффекту. Галина словно помешалась, заплакала, стала умолять не трогать Дашу. Он не успел и заикнуться, как Галя пообещала все и сразу. От неловкости Валерий Иванович и тогда, и сейчас едва не начал оправдываться, и клясться: да, что вы… да, никогда… ни за что…
Как и тогда Круглов закашлялся, пытаясь скрыть замешательство.
— Меньше чем за пять тысяч я за дело не возьмусь! — неожиданно для себя заявил сердито и изумился собственной наглости. Не приученный к высоким гонорарам, он думал запросить пятьсот баксов. Цифра в пять тысяч выскочила случайно, сама по себе, не применительно к реалиям, где за аналогичную работу Дмитрий платил сотню — другую баксов.
— Четыре тысячи, — скинул старый адвокат цену, не замечая в своем антикварном величии сомнений и смятения маленького человечка.
— Как вы мне все надоели, — лицемерно огорчился Валерий Иванович. — Ладно.
— Тогда начнем с теоретической части. Ваши выводы относительно Дмитрия. — повел дело Глеб.
— Вывод первый: Дмитрий бил Виктора не наугад, целил в слабые места. Значит, обладал достоверной информацией. Отсюда вывод: он — либо лицо приближенное к Осину, его родне или друзьям. Либо, что более вероятно — раз Осин не узнал Дмитрия по фотороботу — брат, сват, кум пострадавшему. Или, что скорее всего, нанятый исполнитель. Такой же как я, только рангом повыше…
Круглов возвращался домой в смутном настроении. Кажется бой с Полищуками о выиграл. Не проиграл, так уж точно. Но что теперь делать с этой победой? Как жить, если жить не хочется Жить без Леры Круглову совсем не хотелось.
Он приготовил ужин, лениво поковырял вилкой в тарелке. Кусок не лез в горло. И не удивительно. Там, в горле, стоял ком.
По телевизору показывали всякую муру. Под воркотню новостей Круглов задремал. Разбудил его женский голос.
— Добрый вечер! — перед ним стояла Лера.
— Как ты вошла?
— Ты сам дал мне ключ. Вчера вечером, — последовало напоминание.
Вчера принадлежало другой жизни. С надеждами на любовь и счастье. Без горького привкуса обмана.
— А-а… да, да…
Лера стояла бледная, сердитая и даже не пыталась сдержать владевшие ею чувства.
— Я приготовила курицу и как, идиотка прождала тебя весь вечер, — она качнула, зажатым в руке пакетом. — Если ты занят, мог бы позвонить.
— Я видел тебя возле резиденции Полищука, — не желая выслушивать упреки, выложил Круглов.
На лице Леры мелькнуло смущение.
— Какого Полищука? Я не знаю ни какого Полищука.
Мизерная микроскопическая надеждочка истаяла, утонула, бедная во лжи.
— Глеба Михайловича Полищука. Твоего работодателя. Или начальника. Короче, человека, который подослал тебя ко мне.
— Что?!!!
Изумлению и негодованию, прозвучавшему в возгласе, можно было бы поверить. Не убедись Круглов собственными глазами в предательстве, бросился бы тот час просить прощения.
Он решительно поднялся:
— Не удалась ваша игра. Не у-да-лась!
— Ты полагаешь, меня подослал к тебе Полищук?! Меня? — взревела, по другому и не скажешь, Лера.
— Конечно! И сегодня ты ходила к нему за инструкциями!
— Ты с ума сошел! Тебе лечиться надо! Ты подозреваешь все и всех! Маньяк! У тебя мания преследования!
— Лживая сука! Продажная тварь!
В следующее мгновение в лицо Круглову полетела жареная курица. Одним движением высвободив бедную птаху из оберток, Лера запустила ее в физиономию Круглову. Тот вскрикнул от неожиданности. Прикосновение теплого, склизкого, жирного, с духмяным пряным запахом, вывело его из равновесия. Он размахнулся и едва не ударил Леру. Последним усилием воли, удержав руку, прошипел в женское лицо:
— Пошла вон.
— Размечтался! — полетело плевком в лицо. — Ты только ждешь повода, чтобы стать несчастным. Не получится, Круглов. Не надейся. Я этого не допущу.
Бессмысленней русского бунта только скандал, учиненный женщиной!
Круглов считал себя человеком опытным, повидавшим виды, умеющим постоять за себя. Увы. Он ошибался. В продолжение получаса он не сумел вставить и слово в бесконечную череду упреков. Ни оправдать ни один свой поступок. Ни перейти в наступление. По наивности он полагал, что выясняя отношения, люди говорят по очереди. Глупые иллюзии. Говорила одна Лера. Быстро, зло, остервенело она перечисляла грехи Круглова. Список был бесконечен.
— Если я такой козел, зачем ты спала со мной? — успел он спросить, пока она брала дыхание.
— Потому что люблю тебя, сколько можно повторять!
Сраженный непостижимой женской логикой, Круглов задумался. Неужели я, действительно, такой, терзал себя подозрениями? Не может быть…
Может, сыпались обвинения.
Как она могла так быстро разгадать меня, дивился он чужой проницательности. При полном несогласии с большинством выводов, отрицать главное было бессмысленно: он, действительно, боится жизни и подозревает в каждом врага.
— Ты пытаешься бросить меня не в первый раз. Зачем? Затем, что постоянно ждешь, когда я тебя брошу. У тебя нет, оснований подозревать во мне шпионку, ты сам выбрал меня, сам влюбился, сам привел в свой дом. Однако, едва появилась возможность быстренько сочинил страшную историю, поверил в нее и начал самозабвенно страдать. Ах, я бедный несчастный непонятый. Ах, все меня обижают, мучают, терзают. Ах, ах…
Круглов было открыл рот и сразу получил по заслугам:
