не задумывался. Появится, я (непременно я) её встречу, а что будет дальше, я представлял смутно. Виделись звездолёты, другие планеты, космические пираты и погони с перестрелками из бластеров. Но почему я решил, это именно она? У той комбез обычно красный, и стрижка не такая короткая. Нет, но… Комбез можно и другой одеть. Я боялся поверить в то, что она и есть та самая Алиса. Почему я сразу её не узнал?… А ведь глаза-то у неё и вправду Алисины. Нездешние, что ли.
— Мне надо отсюда уходить, и лучше незаметно, — нарушила молчание Алиса. — О моём появлении никто не должен знать.
— Куда ты пойдёшь?
— Не знаю. Придумаю что-нибудь.
— Ты будешь также незаметна, как Штирлиц с парашютом.
— Почему?
— Ну… у нас так обычно не ходят. Здесь же не горнолыжный курорт.
— А если я только что с горнолыжного курорта?
— Всё равно, может никто ничего и не спросит, но внимание будут обращать. Погоди, можно же накинуть что-нибудь поверх! Мы в театре или где?
В театральной раздевалке стоял старый шифоньер, полный старых вещей и самошитых костюмов. Денег на костюмы выделяли мало. Юные артисты то и дело тащили в театр старые брюки и малые куртки, которые потом иной раз годами лежали на полке, прежде чем превратиться в театральный костюм. Для Алисы тут быстро нашлась потёртая джинсовая курточка. Подходящих штанов не было.
— Хоть бы камуфляж тебе выключить.
— Не выключается. А зачем?
— А то слишком заметно. Обычно в чёрных ходят, в синих…
— А это что? — Алиса вытащила пузатый пакет.
— Колготки старые, девчонки из них косы приставные плетут, и страусов всяких.
— Подойдёт, — Алиса вытащила чёрные нейлоновые колготки, с уже обрезанными по причине износа до дыр ступнями. Комбез превратился в чёрные лосины. Кусок других, более плотных колготок, завязала узлом, вывернула, и превратила в шапочку. Правильно, с такой стрижкой она на мальчишку похожа, лишнее внимание ни к чему привлекать. Да и холодно на улице. Я тем временем тоже переоделся. Надо идти, пока не закончился спектакль.
— Знаешь что, Алиса, — сказал я. — Пошли пока ко мне. Тебя ведь здесь некуда пойти?
Алиса кивнула. Спросила:
— Какой это город?
— Ангарск.
— А дома своим что скажешь?
— Пока ничего. Моя после спектакля к тёще пойдет, и детвора там вся сейчас. Там и заночуют, бабушка их с ночевой позвала.
— А сколько у тебя детей?
— Трое. Старшая почти как ты.
— Нэт у вас есть?
— Интернет? Есть…
— Пошли. До завтра я что-нибудь придумаю. Не надо, чтоб нас видели вместе. Мало ли что. Ты впереди пойдёшь, а я за тобой следом. Ты далеко отсюда живёшь?
— Да нет, на Мира, идти минут десять-пятнадцать. Выходи и прогуляйся до фонтана. Я ключ отнесу. А потом мимо тебя пройду к выходу. Да, на двери в подъезде домофон, но он сломан и до понедельника его не починят. Зайдёшь так. Двадцать первая квартира.
В сером голом парке не было ни души. Непогода. Ветер нёс снежные хлопья. Я проводил Алису взглядом. Потом запер дверь и помчался отдавать ключ. Алиса неспешно бродила вокруг фонтана, отстранённо глядя перед собой. Зря я её одну тут оставил, за ней ведь кто-то ещё проник. Не зря же она беспокоится. Ладно хоть переоделась, издали выглядит вполне обыкновенно, как местные. Во мне бурлил давно забытый азарт детской игры в шпионов. Неужели это всё на самом деле? Я поймал себя на том, что ощущаю себя снова лет на двенадцать, а не на свои сорок. Я прошёл мимо, но у ворот парка как бы невзначай обернулся. Алиса шла позади, шагах в сорока, не глядя на меня. Лишь бы не потерялась. До нашего дома от парка — три квартала, большей частью по безлюдным дворам. Я, можно сказать, ожидал, что за нами увяжутся космические пираты. Но так и не заметил никакой слежки. Даже обычных хулиганов на пути не встречалось. Только бы не Алиса не попала под троллейбус, переходя улицу. А то вдруг ей опять плохо станет, голова закружится. Троллейбус я увидел неожиданно. Он надвигался, неотвратимо как танк. А я встал как вкопанный. У нас в городе ведь никогда не было троллейбусов! Это могло означать лишь одно — я теперь тоже попаданец. Точнее — пропаданец. Мы в параллельном мире. Троллейбус притормозил перед светофором, но его штанги двигались дальше, и я с облегчением увидел выползающий из-за него трамвай. Когда мы подходили к нашему двору, снег повалил так, будто туча вспорола брюхо об крыши. Стоило обернуться — снег хлестал в лицо мокрыми хлопьями. Алиса стала почти не видна в снежной кутерьме. Я сбавил шаг, чтобы она не потеряла меня из виду. Непогода — это хорошо, бдительные бабушки не сидят на лавочке и не торчат на балконах. Авось и в глазок не будут подглядывать. Зато шпана так и лезет в подъезды с пивом и сигаретами, а у нас домофон сломан. В подъезде к счастью, было тихо и пусто. Я отпер квартиру и посмотрел через подъездное окно на подходящую Алису. Её словно ветром шатало. Держись, Алиска, а то вся конспирация к чёрту! Скрипнула внизу дверь. Я хлопнул дверью квартиры, а потом тихонечко её приоткрыл. Через несколько секунд Алиса тенью проскользнула в квартиру. На шапочке и на куртке налип слой снега. В отличие от меня Алиса не догадалась отряхнуться в подъезде.
— Замерзла? Ветрище такой…
— Нет. Комбез тёплый, как раз по погоде. Алиса скинула мокрые вещи, разулась. Обувки были странные. С виду — довольно мощные. Но тихо пшикнув, они на глазах потеряли весь объём. Стали тонкими, как борцовки. Я взял один — он был как пушинка, несмотря, что подошва толстая и жёсткая.
— Промокла, наверное?
— Нет, он непромокаемый. Смотри! — Алиса показала, как капли скатываются по рукаву, словно серебристые шарики.
— Здорово, — сказал я, и понёс отряхивать куртки в ванную. Обувки, или как их там правильно называть, были тоже на удивление сухие и чистые. Алиса тем временем оглядывалась в старинной, для неё конечно, квартире. Дом у нас и правда старый, потолки высокие. Зал, спальня, детская с рукоходами и шведскими стенками, кухня.
— Может, чайку с дороги? Или поесть — хочешь?
— Хочу, — сказала Алиса.
— Сейчас… Что у нас тут есть? Так, готового-то ничего. Пельмени будешь?
— Давай потом. Не сразу. Сначала чаю. А то я неделю ничего не ела.
— Почему?
— К перебросу готовилась.
— Тебе большую кружку?
— Да, побольше.
Чай был душистый, со смородиновым листом. Я достал черничное варенье, всякие вкусняшки. Алиса, прикрыв глаза, дула на чай и с наслаждением прихлёбывала. А в книгах-то всё просто происходит — прыг в машину времени — и поехали. А тут неделю не есть, по прилёту — сознание терять, противошок колоть. Как всё на самом деле сложно. Так, если она неделю не ела, надо чего-то вроде бульончика или кашки для начала. А то может плохо быть. Я нашел в холодильнике кусок курицы, накромсал, поставил вариться.
— А быстрой лапши нет? — мечтательно поинтересовалась Алиса.
— Есть, только китайская, одноразовая…
— А что, бывает многоразовая?!
— Да нет, просто называют так. Она ведь в одноразовых коробочках обычно.
Мы посмеялись.
— А ты что, по лапше соскучилась? — спросил я.
— Да как тебе сказать… У нас её сто лет уже как нету.
