убеждает, как вы, надеюсь, помните, чад Христовой Церкви 'не чуждаться огненного искушения ... как приключения для них странного', 'радоваться участию в Христовых страданиях' {312}.
Писания и жизнь другого первоверховного Апостола Павла преисполнены, можно сказать, раскрытием и выявлением тайны и силы крестной, неведомых и чуждых миру. '...Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость... я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого', - пишет он Коринфянам (1 Кор.1:23-24; 2:2). 'Я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира', - говорит он в послании к Галатам (Гал.6:14).
Это устремление ко Христу распятому, сораспятие Ему, ношение язв Его на теле своем (Гал.6:17), вообще вседушное и всестороннее приятие крестного пути (см. 2 Кор.11:23-29) соделало великого Апостола языков причастником силы Христовой в такой мере, в какой едва ли кому сообщалась эта сила. Приобщившись ей, он мог дерзновенно исповедать в послании к Филиппийцам: 'Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе' (Флп.4:13).
И точно, только укрепляемый безмерной силой Христовой, мог святой Апостол переносить все то, что перенес он на своем изумительном жизненном пути. И посмотрите, с какою бодростью и почти радостью говорит он о испытываемых им неисчислимых скорбях:
'Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем' (2 Кор.4:8-9).
'Я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тогда силен' (2 Кор.12:10).
Как же относятся к своим обидчикам и гонителям св. ап. Павел и его сподвижники по оружию?
'Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне' (1 Кор.4:12-13)[50].
Так говорят, так мыслят, так чувствуют, так живут новые граждане того 'неотпадающего Царства', которое основал на 'честной крови'{313} Своей Искупитель Христос. Уже здесь, в пределах 'мира сего'{314}, они таинственно изведены из этого мира и, соделавшись 'новою тварью'{315}, положили начало царству не от мира сего, живущему совсем иною жизнью, управляемому совсем иными законами, чем жизнь и законы мира. И, естественно, мир возненавидел этих новых граждан, как возненавидел он Основателя нового царства - Христа, и словом, и жизнью обличавших неправду этого мира (Ин.15:18-19; 8:9; 7:7).
Но не страшит граждан нового царства эта идущая по пятам их ненависть. То, чем они живы, что составляет существо их нового бытия, находится за пределами, переступить которые бессилен мир в своей ненависти.
'Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание (Пс.43:23). Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем' (Рим.8:35-39).
Такое победный клич граждан 'непоколебимого' (Евр.12:28) Царства Христова, возлюбивших своего победоносного Вождя 'всем сердцем своим, всею душою своею и всем разумением своим' (Мф.22:37). Над входом во врата этого нового царства начертаны слова, определяющие сущность этого царства и условия вступления в него: а) 'Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе' (Рим.14:17) и б) 'Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие' (Деян.14:22).
За первыми гражданами, вступившими в это царство, Апостолами и мужами Апостольскими, последовал бесчисленный сонм мучеников, в течение почти трех веков заполнявших область царствия Божия, Церкви Христовой. Вместе со своими предшественниками - Апостолами они легли в основание Церкви, спаявшись своею кровию с краеугольным Камнем Церкви, Христом. И Церковь в своих чинопоследованиях ежедневно прославляет эту красу свою, этих мужественных исповедников Истины, своею кровью заливших отверзшуюся было на Церковь адскую пасть, своею смертью оправдавших и утвердивших во всем мире благую весть о вечной жизни.
'Мученик Божественный лик, - молитвенно взывают чада Церкви, обращаясь к святым мученикам, - Церкви основание, благовестию скончание, вы делом Спасова глаголания исполнисте: вами бо врата адова на Церковь отверзшаяся заключишася, крове вашея литие идольския жертвы изсуши, заклание ваше породи церковное исполнение: безплотных удивисте, Богу венценосцы предстоите: Его же непрестанно молите о душах наших'{316}.[51]
Такова сила, таково значение крови, проливаемой за Истину! На крови Сына Божия созиждилась Церковь, кровью сынов Божиих укреплялась и расширялась, превозмогая неисчислимые козни исконного врага Божия, князя мира сего.
Обильно орошаемая мученическою кровью в течение трех веков, Церковь из 'зерна горчичного'{317} выросла в огромное, многоветвистое дерево, в ветвях которого находили приют многочисленные стаи словесных птиц. Пришло время - милостиво взглянул Господь на страдалицу Церковь и, оградив ее от любого миродержца, даровал ей покой рукою благочестивого императора Константина. Потухли костры, на которых жарились тела христианских мучеников; уничтожены страшные орудия мучений, созданные диавольской злобой; раскрылись темницы, где во множестве томились исповедники имени Христова; опустели каменоломни, где непосильным трудом и жестокостью приставленников измождались верные рабы Христовы, - мир и благоденствие настали для последователей Распятого.
Милость Божия была вызвана, надо думать, крайним напряжением нравственных и физических сил христианского, церковного общества, очевидно, нуждавшегося, однако, в пережитом им 'огненном крещении'{318}.
С наступлением, после Миланского эдикта{319}, мирного жития для исповедников Христовых, когда сам император всемирного царства вошел в ограду Церкви, как послушный сын ее, можно было подумать, - и многие думали - что 'царство мира соделалось царством Господа нашего и Христа Его' (Откр.11:15). Но, увы, думы эти и чаяния не оправдались. Борьба князя мира сего с наследием Христовым не прекратилась, а лишь видоизменилась, - и едва ли к торжеству христианства.
Милостью Божией, создавшей новые условия жизни для Святой Церкви, враг воспользовался, чтобы оразнообразить борьбу и перенести ее с периферии в центр, из внешней сделать внутренней, причем вместо одного бранного фронта образовалось два, которые утвердились в христианском обществе на многие века: в существе своем и видимости они дошли и до нашего времени, хотя и изменились в силе и напряженности борьбы.
Когда христианство объявлено было государственной, т.е. господствующей религией в Римской империи, огромные толпы римских граждан ринулись и заполнили ограду Церкви по мотивам вовсе не религиозным. Это равнодушное к вере, теплохладное{320} стадо корыстных душ, 'искавших не Иисуса, а хлеба куса'{321}, быстро видоизменило состав церковного общества, внеся в него мирские эгоистические начала жизни, наполнив его мирским духом.
Не мир стал царством Божиим, а царство Божие прияло в свое недро мир и вступило на путь обмирщения. Вот тогда-то души, действительно ревновавшие об Истине Христовой, жаждавшие спасения и искренно искавшие его, стали отходить от мира с христианской позолотой или, иначе, от христианства, помазуемого духом мира сего. 'Видя беззаконие и пререкание во граде' и 'не оскудевающую от стогн его лихву и лесть', эти боголюбивые души 'удалились, бегая, и водворились в пустыне, чая Бога, спасающего их от малодушия и от бури' (Пс.54:10,12,8-9). Чистое христианство устремилось в места безводные и с трудом проходимые, где ранее обитали одни звери дивии, и немного прошло времени, как пустыни процвели, яко крины сельнии{322}.
