укрыл сливающихся с охрой,отогревающихся в желтом.Скитаясь, ты искал напраснов горячем мареве костерномптиц, забывающихся в красном,запоминающихся в черном…Окрест — пустуют интернаты,ветвь над излучиною гнетсяи держит в воздухе пернатыхбомжей разрушенные гнезда.Голь островная из приблудшихдавно отравлена портвейном,знать не желает доли лучшей,и снятся пасынкам ничейнымлишь остов церкви обгорелыйда хлопья сажи — за плечами.И тополь — белый, белый, белый,как ангел с черными очами.IIВремя третьей стражи,откровенных слов.Ночь — темнее сажии черновиков.Жизнь пощады ищет,ропщет не дыша,как на пепелищеженская душа.В это время слышенпод горой ручейи тростник, а вышекрик грачей…IIIГрачиный остров навсегдапокинут — гибнет на глазахиспепеленная звездав переплетенных проводах.Песчаный берег сиротлив,за штабелями горбылейхудая лодка среди ив,чужая колыбель.Закат над выбитым окном,как полоумный керогаз,еще, наверно, во второмтысячелетии — погас…Молчи! Я вижу отчий дом,и колыбель перед крыльцом,и сгусток света над гнездом,и мать с отцом!IVБерег, даль и деревья хмурыекрепко связаны арматуроюразветвленных кривых стволов —узнаю незабвенный кров!Узнаю вас, причалы людные,луны медленные приблудные,плащ-болонья в траве сырой,две орешни над головой.…Пролетело сто лет, два месяца.Сад разросся, кора в смоле.И зарубки, как в небо лестница,еще держатся на стволе.Еще держатся дни прекрасныепаутинками на стекле,и змеиное керогазноепламя синее на столе…Гаснут бакены вдоль излучины,пришвартует луной к землелодку с выщербленной уключинойпри ушедшем в песок весле.Кран следит, как течет созвездие,одинок в предрассветной мгле,словно в прошлом тысячелетиичерный грач — об одном крыле.VВ стаю сбивались наутро,в небо вонзались, как скобы.Вдоль побережия смутноперья их брезжили, будтосброшены старые робы.Это грачиная стая,не отставая,с нами прощалась, держаласьв воздухе, смешанном с дымом.
