— В столице прогрессивного человечества?
— А да!
Я подошел к негру-портье, долго расспрашивал на ломаном, куда тут пойти. Тот, словно извиняясь, предложил проехать в Джорджтаун, аристократически-богемный пригород, вроде села. А так… Он задумчиво закатил свои выпуклые очи, пожал плечом. Приехали! И главное — уже как бы я получаюсь поводырь, отвечаю за то, чтобы Вашингтон нам понравился! Кир сразу же надменно устранился, я всех вывел из «кондишна» на жару. И как бы за жару уже тоже я отвечаю — все на меня злобно поглядывают. Почему я? Как говорила классная наша воспитательница Марья Сергеевна: «Нет добросовестней этого Попова!» И вот — результат! За Вашингтон теперь отвечаю!
Но — странный город: все улицы похожи! Абсолютно одинаковые «сталинские» дома, колонны с каменными «гроздьями» наверху… такие у нас строили пленные немцы после войны… Но тут разрухи вроде бы не было — так в чем же дело? Им видней! А отвечать приходится мне!
— И тебе нравится? — Кир презрительно говорит.
Я, что ли, это построил?!
— Хорошо… но душно, — деликатно сказал я.
Прилипая к асфальту, обливаясь потом, шли… абсолютно одинаковые улицы… пока нашли метро — дважды к отелю вернулись!
Наконец пахнуло затхлостью… Подземная дыра!
— Что — еще в метро спускаться? — Кир глянул на меня.
Да, виноват! Рядышком экзотический Джорджтаун не смог разместить! Вниз полезли. Тьма! Стен вообще не видать, не говоря о каких-либо художественных барельефах. Какие-то вагоны, похожие на грузовые. Сели.
— Правильно едем-то? — теперь Соня разволновалась.
А я что — был тут?
— Правильно, правильно… — а сам прислушиваюсь.
Проехали несколько таких же темных станций, вдруг слышу голос: «Некст стейшн — Фрогс пул!» — «Лягушачье болото»! Нам, значит, выходить!
Поделился этой радостью, хотел даже посмешить — «Лягушачье болото», но все сморщились брезгливо. Будто я это болото устроил!
Вышли наверх.
— И никакого болота нет! — Соня обиженно губы выпятила.
Опять не угодил!
— Ну, куда теперь? — уже устало Кир меня спрашивает.
От площади с каким-то конным бронзовым генералом расходятся улицы… Куда? Отчаяние почувствовал! Наверняка куда-нибудь не туда их приведу и буду растоптан окончательно.
— Сюда!
— …Сюда? — Кир надменно бровь поднял. Сюда — он показал явственно своим взглядом — самый глупый ход. Но раз «этот» командует — он снимает с себя всякую ответственность… Снимай!
Шли некоторое время в раскаленной жаре.
— …А ты уверен? — Соня тяжело выдохнула.
— Ты что — разве не понимаешь? — Кир остановился, пот вытер, рукой махнул. — Он же пишет очередной свой абсурдистский рассказ с нашим участием!
— О да!
Прошли еще милю.
— Ну все — это уже издевательство! — Кир говорит.
Уже до издевательства я дошел!.. Но должен же быть где-то Джорджтаун? Что же такое? Гляжу на них — высокую веру проповедуют, а сами даже в близкий Джорджтаун не верят!!
— Уже близко! — бодро говорю.
Качнулись вперед, переставляли ноги… И вдруг — повеяло!
За поворотом — речка. Мост через нее. Игрушечные сказочные домики, залепленные цветами… Пруды… Прохлада!
Заседание вяло шло — старушки что-то вяло бормотали, потом главный проповедник этой Церкви, кореец Е, по-корейски на всех кричал — но переводчики не успевали, слабо знали корейский… Осталась тишина.
И тут на трибуне, как чертик из табакерки, МБЧ появился — крохотная, яростно налитая, как клюквинка, головка. Но голос мощный, все заполняющий:
— Россия гибнет! Коммунисты оставили после себя пустыню! Идеалов нет! Наша церковь скомпрометирована! В России — духовный сифилис! Бог может к нам прийти только с Запада!
— На большую деньгу, видать, нацелился! — шепнул мне Жоз.
МБЧ сбежал с трибуны под бурные овации! Для этого, видимо, и вызывали нас?
И вдруг я оказался на трибуне. Что вынесло меня? Никогда бы такого о себе не подумал! Президиум недоуменно переглядывался: не предусмотрено было!
— Мой уважаемый друг и любимый соотечественник, — (поклон в сторону МБЧ), — на мой взгляд, крупно ошибается!
Дождался, пока на все языки перевели, включая корейский.
Кореец недоуменно вытаращил свои узкие глаза.
— У нас никогда не было — и нет — ни духовного вакуума, ни духовного сифилиса!
— У вас была коммунистическая идеология! — выкрик почти без акцента.
— Не было у нас коммунистической идеологии!
Слегка отстающий, как эхо, перевод… недоуменный ропот зала.
— И не надо нам заполнять вакуум — у нас его нет! Мы отлично живем, лучше вас!
Тишина… И вдруг как чертик из табакерки, но на этот раз уже в зале, МБЧ вскочил, бешено зааплодировал. Подхватили!
Все по бокам меня хлопали, пока я шел к своему месту. МБЧ впился поцелуем:
— Ты молоток! Правильно им врезал! Я сам так думаю! Со мной будешь работать!
Да?
Ночью мы шастали с ним по Вашингтону, искали центр сексуальной жизни в этом городе, но так и не нашли. Темные пустые улицы, иногда — старые бездомные негритянки, нахохлившись, на скамейках сидят, почему-то поставив ступни в картонные ящики с напиханными тряпками… Для тепла?
