На чем держится эта книга? На усилии жить. Это усилие и есть основа «грубого холста», оно порождает ту интонацию, которая проходит книгу насквозь и делает ее значимым целым. Мир сопротивляется человеку, как слово, противостоящее поэту, и человек пытается вылепить из песка и глины не стихотворение, а себя самого. Если бы жить было легко, аналогия бы не работала. А для Салимона усилие жить и есть речь. Говорить стихом, каждый день доказывая себе самому, что жизнь продолжается, потому что продолжается речь. Потому что длится стих и, пока он длится, остается надежда.
Новейший опыт инициации
Англичанин в Индии — тема вечная и трактоваться может по-разному: и в героическом, и в авантюрном, и даже в философском ключе. Молодой английский писатель Уильям Сатклифф добавляет к этим трактовкам свою собственную: у него на место первопроходцев и проходимцев заступает компания инфантильных подростков-путешественников, на каждом шагу влипающих в смешные и нелепые истории.
В основу сюжета положен чрезвычайно актуальный для нынешней Англии социальный стереотип. Между школой и университетом у английского тинейджера есть так называемый «свободный год», который принято проводить в путешествиях. Речь тут идет не столько о пространственных границах, сколько о возрастных. Подросток должен «проверить себя». Он подпадает под действие неписаного закона: не поехать нельзя, вернуться раньше положенного срока тоже нельзя, иначе сверстники всерьез усомнятся в его «крутизне». Недаром заглавие книги («Are you experienced?») звучит в тональности «А ты записался добровольцем?». Не избег этой участи и герой Уильяма Сатклиффа — девятнадцатилетний Дэйв, отправляющийся путешествовать по Индии в обществе своей знакомой по имени Лиз. «А ты попробуй» — это и есть история Дэйва, рассказанная им самим.
Происходящее с Дэйвом слегка напоминает обряд посвящения у первобытных народов: инициируемого изолируют в лесной хижине, подвергают всяческим мучениям, а затем, разъяснив новые права и обязанности, принимают в сообщество взрослых. У Сатклиффа испытания эти достаточно пародийны. Вместо мифических чудовищ, в которых обычно обряжаются соплеменники юного дикаря, — до крайности доброжелательные индусы. Вместо голода, выбивания передних зубов, отрезания фаланги мизинца или, на худой конец, крайней плоти — страдания от жары, острой пищи и индийской музыки, раздающейся буквально на всех углах. Особенно достается заднице героя — дороги в Индии плохие, и туристические автобусы на ухабах сильно подбрасывает. Самый кризисный момент для Дэйва — это острое чувство одиночества и собственной никчемности, которые он испытывает, рассорившись и расставшись с Лиз, и… сильный понос, от которого отведавший индийского гамбургера горе-путешественник на три недели слег в постель.
Ясно, что такое путешествие — это специфически английская, «тинейджерская» забава. Серьезных контактов с местной культурой она не предполагает в принципе, а потому Индия, по которой путешествует Дэйв со своей спутницей, ненастоящая. Это — муляж, декорация, продукт специальной индустрии по обслуживанию туристов, предусматривающей все, вплоть до желания от нее ускользнуть. И если Дэйв, следуя инструкциям из путеводителя «Планета в одиночку», ни разу не сворачивает с туристических маршрутов, то взыскующая восточной мудрости Лиз становится жертвой специальных индийских «эзотерических» лохотронов.
Очень характерен в этом отношении лепрозорий, предназначенный для того, чтобы юные англичанки, заплатив определенную сумму, там работали (в начальной стадии проказа излечима) и таким образом «смывали» свою карму, а заодно учились у восточных фаталистов оптимизму. Изюминка заключается в том, что прокаженных туда набирают по конкурсу. Во-первых, потому, что Индия — страна большая и на всех лепрозориев не хватает, во-вторых, подходят только те, кто в состоянии убедительно изобразить этот самый восточный фатализм, про который английские девочки читали в книжке.
У Сатклиффа много и других забавных находок, напоминающих Ивлина Во. Однако при некотором сходстве стилистики есть одно радикальное отличие. В романах Ивлина Во всегда налицо четкая дистанция между автором и персонажами, у Сатклиффа же она оказывается крайне зыбкой.
Казалось бы, Сатклифф должен быть умнее своих инфантильных героев и иметь за душой что-то посерьезней их подростковой системы ценностей (секс, путешествия, наркотики). И в книге действительно есть эпизод, подтверждающий способность Сатклиффа к такому отстраненному взгляду. Однажды праздношатающийся по Индии Дэйв знакомится в поезде с журналистом агентства «Рейтер», и тот, быстро разобравшись в собеседнике, выдает импровизированный текст статьи, которую напишет про Дэйва и ему подобных: «Современные корпорации предпочитают инициативных роботов, и посещение третьего мира стало тем идеальным горящим кольцом, сквозь которое не страшно прыгать…Покончив с таким грязным делом, как путешествие, можно спокойно возвращаться домой, и ваш работодатель будет уверен, что вы более чем готовы сунуть голову в его хомут».
Однако, столь безжалостно «раздев» своего героя и разгромив его миропонимание, Сатклифф почему-то идет на попятную.
Перво-наперво он вводит «положительные образы», противопоставляя зеленому девятнадцатилетнему лжепутешественнику «крутых» путешественников постарше, молодых австралийцев, которые и в китайском Тибете побывали, и в индонезийской тюрьме посидели, и даже на Эверест в гавайских рубашках и шлепанцах на босу ногу забрались. Затем Дэйв получает от автора утешительный приз: Сатклифф в подробностях описывает его роскошные кутежи а la Джеймс Бонд (естественно, не на свои деньги) на престижных индийских курортах. С основной интригой это не увязано, зато потерпевший неудачу в любви Дэйв теперь имеет возможность худо-бедно компенсировать ее путем сексуального самоутверждения.
Получается, что поставленная было под сомнение ценностная триада секс — путешествия — наркотики у Сатклиффа в целом реабилитирована. Нужно только иметь в виду, что крутизна путешественника бывает настоящей или мнимой, а в сексе соответственно — везение или невезуха.
На последней странице книги Дэйв, с полного одобрения автора и вопреки всему, что произошло, рассуждает о том, как он после всех этих передряг заматерел и вырос. Про «инициативных роботов» больше речи нет. «Испытание» пройдено, и герой Сатклиффа, нанимаясь на работу, отныне имеет полное право
