Морщинку каждую я знаю и люблю. В них проступают контуры души, Неразличимые под юной кожей. Чем старше ты, тем обликом прекрасней. Гертруда
Какое счастье после стольких лет Любви запретной больше не таиться! Одно лишь мучит и лишает сна — Воспоминание о нашем преступленье… Ужасной платой куплено блаженство. Клавдий
Жалеешь ты? Гертруда
Не знаю. Да и нет. Я прежде будто ползала, теперь же Летаю, не касаясь грубой почвы. Но вспомню — и мороз бежит по коже. Так и живу: то плачу, то пою. Клавдий
Да, это крест, который нам с тобою, Вернее, нашей совести нести До смертного одра и даже дале. Одно скажу лишь: большая вина На мне лежит, поскольку я — мужчина. Гертруда
Неправда, в преступлениях таких Мы, женщины, одни лишь виноваты! Как дети, вы в тенетах нашей страсти, А значит, и ответственность на нас! Голос придворного
Час наступил дневных аудиенций. Прикажете начать? Король и королева отскакивают друг от друга, Гертруда поправляет прическу и воротник платья.
Клавдий
Да-да, зовите. Кто первый? Голос придворного
Розенкранц и Гильденстерн, Что вызваны письмом из Витенберга. На сцену вываливается Гильденстерн, растягивается во весь рост.
Гильденстерн
Скотина, подлая скотина! Ну, поквитаюсь я с тобой. (Встает, отряхивается.)
В зал важно входит Розенкранц, церемонно раскланивается.
Розенкранц
Простите, сир, и вы, миледи, Невежу этого. А ты, Приятель, знай, что государя «Скотиной» называть нельзя. Гильденстерн
Он врет! Не к вам я обратился! Он ножку мне подставил, гад!
