цивилизованный перрон: не надо сползать по крутым ступенькам из вагона — высота платформы на уровне двери.
Я вышел, подрыгал затекшими ногами, через силу выкурил десятую за утро сигарету. Спросил у проводницы, когда будем в Москве.
— На двери купе проводников расписание, — сердито буркнула она, но тут же отчего-то подобрела, ответила вгладь: — Через пять часов приедем, бог даст.
— Спасибо.
Подсчитал, сколько придется ждать поезд на Питер. Он отправляется в двадцать один пятьдесят. Значит, шесть с лишним часов… Где провести это время? Не было бы сумок, прогулялся бы по столице — никогда не видел ее, кроме площади трех вокзалов и станции метро «Комсомольская». (Возвращаясь из армии, как раз через Москву, сидел в метро на скамейке, боясь вокзальных залов ожидания.) Но ведь есть камеры хранения, в прошлые времена, помнится, бросил в щель пятнадцать копеек — и гуляй без проблем налегке хоть двое суток. А сейчас, интересно, какие монетки надо бросать?..
— Заходим, заходим в вагон! — вдруг встревоженной наседкой стала сзывать нас проводница. — Стоянка сокращена!
И снова бег поезда, захлебывающийся перестук колес, мелькание станций, толпы людей на платформах в ожидании электрички.
В вагоне оживление. Сдают белье, роются в сумках, переодеваются в уличную одежду. Я тоже сдал простыни, выбросил банку с остатками прокисшей вареной картошки, жирные пакетики из-под сала, курятины; переоделся в туалете, побрился. Постоял в тамбуре, выискивая взглядом столбики с указателями, сколько еще осталось до Москвы километров. «48», через минуту — «47», «46»… Четыре с лишним тысячи километров позади, и вот — сущая ерунда.
— Подъезжаем? — бодро, будто товарищ по интересному, но опасному приключению, что вот благополучно заканчивается, спросил вошедший в тамбур сухощавый мужичок с пачкой «Явы» в руке.
— Да, кажется, — кивнул я и тут же уточнил: — Но мне еще до Питера.
— У-у, я тоже дальше, в Днепропетровск. Решил родителей повидать. — Он закурил. — Два года не выбирался, не получалось.
Я снова кивнул, а мужичок, видимо приняв мое кивание за готовность поговорить, продолжил:
— Тут всё грозятся визовой режим вводить, загранпаспорта… Какие загранпаспорта с Донбассом? Я там до двадцати семи лет прожил, потом на Север рванул, бурильщик я… Вот пенсия скоро, думаю, чего делать. То ли к родителям возвращаться, дом там родовой наш, то ли уж в Юганске… А ты чего в Ле… — он кашлянул и поправился: — в Питер-то? На учебу?
— Нет, работать.
— У-у… Петербург, говорят, город красивый… не довелось, жалко, побывать…
— Еще побываете, — улыбнулся я и сам почувствовал, что улыбка получилась снисходительно- ободряющей.
Часть вторая
— Почему заранее не сообщил?
Мы ехали в Володькином сто двадцать четвертом «мерседесе»-купе (как он мне сразу же представил машину); на заднем сиденье равноправными пассажирами — сумки с моим добром, за широкими черноватыми стеклами машины плавно сменялись строгие, одноцветные здания Большого проспекта.
— А если б меня вообще не было в городе?
— Да-а, — я виновато пожал плечами, — звонил пару раз, не дозвонился.
— Мог бы на имейл послать, — подсказал Володька. — На визитке есть.
— Что?.. — не понял я. — На что послать?
— Понятно. Ладно, все в порядке.
В Питер я приехал в шесть тридцать утра и сразу как загипнотизированный, не чувствуя тяжести сумок, не заботясь о том, что надо найти Володьку, побрел по Невскому… Вот станция метро «Площадь восстания» — знаменитый «Барабан», здесь я первый раз в жизни назначил свидание девушке, а она, классически, не пришла; вот кинотеатр «Художественный», куда мы с Володькой пробрались без билетов на премьеру «Интердевочки»; вот некогда любимое неформалами кафе, которое наконец-то обрело свое народное название «Сайгон», но зато превратилось в музыкальный магазинчик…
Очнулся я лишь в районе метро «Чкаловская» и стал звонить Володьке. Было около десяти утра, но нашел я его уже на работе.
Судя по голосу, он не удивился, просто спросил, где я, и через полчаса подъехал. Теперь мы гнали на его приземистом, на вид полуспортивном «мерседесе»-купе. Я поинтересовался, делая голос шутливым и приподнятым:
— Куда путь держим?
Володька ответил сухо:
— Ко мне.
Проскочили по какому-то мосту.
— Это мы теперь на Васильевском, что ли? — Я высунул голову из окошка.
— Ну да, на нем…
Мало обращая внимания на холодность Володьки, я ликовал. Ведь я снова оказался на моем любимом Васильевском острове!
Здесь, в октябре восемьдесят девятого, устав от общажной житухи, притеснений туркменов- пэтэушников, мы с однокурсником (жалко, как звали, забыл) сняли комнату у старушки. Всего-навсего за пятьдесят рублей за двоих. Прожили там полтора месяца, а потом были выгнаны за то, что к нам в окно, на второй этаж, забрался Володька — ему негде было тогда переночевать (вход в общежитие наглухо закрывали в десять вечера, а он опоздал). Старуха засекла, как залазит Володька, и с готовностью закатила скандал; однокурсник ей что-то грубо ответил, и мы вернулись в общагу…
За те полтора месяца я почти не появлялся на занятиях, а гулял по городу. Денег было, мягко говоря, не густо, и гулять приходилось пешком, чаще всего вблизи дома, то есть — по Васильевскому.
Я изучил все проспекты и линии, берега речки Смоленки, бродил по заболоченному кладбищу, добирался до Галерной гавани и Морского порта, до Северного побережья, где, казалось, прямо со дна залива поднимаются многоэтажные новостройки. А вечером, устало лежа в маленькой, зато с высоченным потолком комнате, представлял себя петербуржским студентом девятнадцатого столетия.
— Ты на Ваське, что ли, живешь? — спросил я, ерзая на сиденье, пытаясь разглядеть, узнать каждый дом.
— Да, на Морской набережной. Уже скоро. Но надо сначала в магазин завернуть — холодильник пустой. Ты-то, наверно, проголодался. — Впервые за время поездки в голосе Володьки появилось участие.
— Ну, так… — Я почему-то почувствовал неловкость, тем более что после похода от вокзала до «Чкаловской» аппетит действительно нагулял не слабый. — Кстати, Володь, как того парня звали, не помнишь? С которым я комнату здесь снимал?
— Дрон… Андрюха. А что?
— Вспомнился просто.
— Он здесь, если тебе интересно, тоже дела крутит приличные. Можно ему позвонить.
— Давай! — обрадовался я и стал высматривать таксофон.
Что-то запикало. Я повернулся на звук. Володька уже держал мобильный телефон возле уха.
— Алло! Дрон? Здорбово! — сыпанул восклицаниями. — Как жизнь?.. У, ясно. Знаешь, кто рядом со мной сидит? Ну, угадай… Твой сожитель, ха-ха! Да какой… Ромку помнишь, вместе с которым снимал комнатенку, еще когда в путяге учились? Ну вот приехал, к себе везу… Подъезжай, будет время… Ага… Мне надо еще по делам смотаться, а вы можете посидеть… Ладно, приезжай, как освободишься. Давай!
