россияне пока что выступают не столько в роли участников, сколько заинтересованных наблюдателей. Чечня в этом смысле ничего особенно не меняет. Как и в позапрошлом веке, мятежные чеченцы хотят быть независимыми от России, а ислам имеет для них скорее “инструментальное” значение (их шахидки — это, по-видимому, мстительницы за погибших близких; подлинный шахидах, притом в массовом исполнении, продемонстрировал Иран в период ирано-иракской войны).
Пока что ломка дров идет там, а к нам только щепки летят.
Второе, что характерно для всех авторов данного номера “ОЗ” (исключая, естественно, исламских фундаменталистов): принимается как аксиома, что западный путь — единственно правильный или, во всяком случае, единственно возможный; задача мусульманства, с их точки зрения, в том, чтобы научиться идти в ногу с Западом — “модернизироваться”. А не хотят “модернизироваться” те, кто щелкает зубами на западный пирог, не будучи в состоянии его достать; это плохие мусульмане, террористы.
Совершенно выпадает из поля зрения суть исламского вызова, его в некотором смысле плодотворность для Запада.
Между прочим, уже было время, когда мусульманский Восток пытался попасть в ногу с Западом — в грубом определении это первая половина ХХ века. Образовательные учреждения реформировались по западному образцу, элиты учились играть в крикет и танцевать фокстроты, а “белые жилеты” в каирских и тегеранских кофейнях обсуждали как первостепенные новости, вычитанные в английских и французских газетах. Запад был не только сила, Запад был само обаяние. Истинные мусульмане в те времена старались просто не подымать глаз от четок.
Удивительно пророчество Бунина, основанное на его ближневосточных впечатлениях и прозвучавшее тогда, когда еще “все было тихо”:
И восстанет Ислам, как самумы пустыни,
На священную брань!
В этих строках звучит если не сочувствие (самумам русский европеец Бунин не мог сочувствовать), то во всяком случае понимание: ислам не может, не должен допустить того пренебрежения уходящей в небо вертикалью, которое чем дальше, тем больше демонстрировал Запад.
Мусульманский мир сохранял “запас” религиозности, по большей части уже растраченный на Западе. Какое-то время он сохранял его даже в условиях СССР, где ислам, как религию “угнетенных наций”, поначалу старались не слишком задевать. Когда на российских просторах гулял “радостный” клич “Крой, Бога нет!” и “Ура, все черти сдохли!”, в Средней Азии еще действовали (до конца 20-х годов) шариатские суды. Для наиболее проницательных русских, пусть даже советских людей не прошло незамеченным, что мир ислама — это не одна безнадежная “отсталость”, что в нем есть “нечто”, способное произвести впечатление. Интересна в этом смысле “Повесть о Ходже Насреддине” Леонида Соловьева, быть может, самая яркая книга о Востоке из тех, что написаны в советское время. Она как будто отвечает требованиям победительной советской мифологии, а в то же время в ней ощущается (по крайней мере во 2-й части) скрытая религиозность автора, пробудившаяся (или поддержанная) благодаря столкновению с “неподвижно” благочестивым миром мусульманского Востока.
Поворот к воинствующему исламизму вызван не только и, может быть, даже не столько активизацией широких масс, сколько переменой в умах мусульманской интеллигенции. Которая была ускорена переменами на самом Западе, а именно усилением упадочных явлений (особенно с конца 60-х годов), что в сочетании с растущей неуправляемостью технических систем вполне может привести к гибели западной цивилизации в ее нынешнем виде. На самом Западе такую возможность не отрицают, а на уровне художественного вымысла даже и смакуют; Голливуд, например, все чаще рисует апокалиптические картины повального разрушения и одичания. Но почему-то vis-а-vis с мусульманским Востоком о такой перспективе напрочь забывают и ждут от него, что он непременно должен пристроиться в хвост Западу.
Может быть, потому, что именно оттуда, с мусульманского Востока, раньше времени может прийти смерть? В самом деле, попрятавшаяся по убежищам, но всегда готовая к бою стотысячная армия “Аль-Каиды” рано или поздно способна учинить такие разрушения, которые окажутся “непоправимыми”, beyond repair.
Но террористическая война — извращение исламского вызова, “выпуск паров”, который самим мусульманам в конечном счете ничего хорошего не принесет. Естественно, что у многих (хочется думать — у большинства) мусульман терроризм вызывает осуждение; некоторые из них при этом спешат пролить масло на бурные волны, утверждая, что ислам вообще никакого вызова в себе не заключает. Так, пуганые исламские иерархи России повторяют (в частности, на страницах рецензируемого номера “ОЗ”), что ислам несет с собой мир и любовь и никого и ничего не задевает. Это, конечно, не так.
Другие мусульмане, ориентированные на Запад, изобретают некий подслащенный ислам, легко совместимый с западными порядками. Но такой ислам не пользуется большим успехом даже среди тех мусульман, что живут на Западе.
