Новый Мир ( № 6 2004)

внятную вертикаль смысла. Или дело в том, что там отчего-то менее важны глаголы. Но это гипотезы. Не гипотетична же халтура автора предисловия Вячеслава Курицына (жив курилка?): много банальностей и почти нулевой смысл. Курицыну не отказывает чувство текста. Но он легко пренебрегает очевидным ради того, чтобы ботать на своей старой постмодернистской фене и по-прежнему делать вид, что в свете самой передовой теории, агентом по распространению которой и служил Курицын, автор перманентно умирает. Я согласен, автора Курицына давно, быть может, нет, но это вовсе не повод хоронить юные дарования. Милости прошу, а не жертвы. И вообще, хватит уже впаривать нам залежалый, протухлый товар. Завязывай, Славик.

 

?1

 

М. Ю. Савельева. Лекции по мифологии культуры. Киев, Видавець Парапан, 2003, 272 стр.

В советскую старину мне, наверное, не очень повезло. Все книги тогдашних киевских философов, которые попадались мне в руки, поражали даже в том контексте почти абсурдной аккумуляцией схоластического квазимарксоидного бреда. Они писались не для чтения, а как вещь в себе. Это был впечатляющий памятник вырождению философии в “совке”. Прошли годы. Но киевская схоластика жива, и в этом убеждает книга киевлянки, доктора философии и профессора Марины Савельевой. Хотя автор на фотографии молода и прекрасна (да и непреклонный возраст ее вычислить нетрудно, учтя, что Киевский университет она, как извещают читателя, закончила в 1986 году), хотя темы написанных ею книжек звучат свежо (“Надкультурное”, “Бiблiя. Спроба прочитання”, “Введение в метатеорию сознания”), хотя… А впрочем. Я взял книгу в руки с лучшими намерениями. Как-то так: облагородить глубиной научной мысли мои нехитрые прожитки. И что увидел? Энциклопедию общих мест, модных имен, банальных утверждений, набор фраз, к которым трудно как-то осмысленно отнестись… Например: “Конечной целью человечества во все века была цель выживания и потребления”. Или: “Современная культура даже Бога сделала частью самой себя. Он уже не непредсказуемый Абсолют, пути Которого неисповедимы. Теперь Он — только воплощенная любовь, то есть то, чего от него всегда ждал и ждет человек” (курсив автора). Кто как, а вот я не знаю, как включить эти суждения в сферу моего сознания. И не только потому, конечно, что “Он” получает и теряет большую начальную букву в пределах всего одного предложения… Трогает, но не растрогает и попытка автора найти в “рамках диалектико-материалистической традиции” “методологическую „оппозицию”” в лице Бахтина, Лосева, Аверинцева, Лихачева, Библера, Бибихина, Мамардашвили, Лотмана. Список отличный. Но при чем тут диа-матка?.. Метатеория культуры есть миф — таков главный пункт киевского философа. Ну да, если над этим тезисом подробно задуматься, то можно снять все претензии к книге. Но можно и не снимать. Где-то Савельева пояснила, что к мифам нужно относиться равнодушно, тогда, и только тогда они умирают сами. Вероятно, то же относится и к неудобоваримой философской прозе.

КИНООБОЗРЕНИЕ ИГОРЯ МАНЦОВА

ДВОЕ

За столом, в гостях: случайно заглянул в телевизор, протрезвел и замер.

В глубине кадра светилось, переливаясь значениями, женское лицо. Досматривал не отрываясь. Названия не знаю, сюжет зауряден, актриса — Гвинетт Пэлтроу.

Лицо Пэлтроу идеально воплощает идею кино. Оно бесконечно пластично, плывет . Расстояние между психологическими полюсами ничтожно: четверть секунды, легкое движение губ и бровей. Пэлтроу похожа на клоуна: плачет, смеется и размышляет одновременно. Иначе говоря, ее лицо без промедления, словно монитор, транслирует так называемый “внутренний мир”. Кроме того, лицо Пэлтроу отыгрывает и партнера, и интерьер, и бессмысленный чайный сервиз на столе, то есть отражает противостоящее ей пространство, подобно зеркалу.

Наконец, в-третьих, лицо Пэлтроу смешивает внутренние и внешние значения, предъявляет гремучую смесь, точно палимпсест. Лицо великого киноактера — место, где непостижимым образом умещается бесконечный мир. Вот почему двоих в режиме диалога, в технологии “восьмерки” достаточно для того, чтобы обеспечить достоверную картину мироздания.

У нас таких актеров уже нет: антропологическая катастрофа, позор. Нынешние наши носят несменяемую личину, транслируют ничем не обеспеченную важность и социальные амбиции, ничего не отражают . Поэтому в нашем кино нет большого мира, нет пространства. Будто душевнобольные, общаются