его стойкой неприкосновенности.
Чуть позже, чуть раньше
все равно ведь истлеет,
раскрошится на коралловое ожерелье,
провалится в поддувало…
* *
*
Рядом с мамой умирающей
меркнет все… Орган рыдающий
неуместен в этот миг.
Безучастен Божий лик —
образок над холодильником.
Вдруг царапнут, как напильником,
покаянного псалма
непонятные слова.
Тлеет плоть — скорлупка выеденная.
В миг, когда вокруг темно,
чувствуется лишь одно —
несказанное, невидимое.
* *
*
Вот уж мамины вещи
уплывают зловеще.
Исчезают как дым
по углам по чужим.
Не к тому, так к другому,
канделябром звеня,
пианино из дому
пошагало… Такому
дару рада родня.
Обнажились скелеты
стен, торчат костыли,
где висели портреты
