композиторов… и
что-то вроде осколка
злополучной судьбы
память папина — полка
ворносковской резьбы.
То, что было опорой,
доброй школой, средой,
стало емкостью полой,
как скворечник пустой.
Скатерть, вазочка, бисер…
Это все не мое.
Но останется писем
горстка и голос ее.
А еще будто пленный,
болью сдавленный взгляд,
что ни вещи, ни стены,
ни слова — не вместят.
* *
*
Кладбище Востряковское.
Летом или зимой
потребность, видать, стариковская —
прихожу, как к себе домой.
Слева родители; справа разветвленная родня маминого корня:
Моисей, Роза, Фира, Абрам, Лева, Роман…
все они когда-то приезжали к нам в гости на Малую Остроумовскую,
все сидели за большим столом,
в полутемной комнатке с одним окошком,
выходящим в подворотню…
Сейчас в том доме разместился магазин “Продукты”,
а в комнате — склад стеклотары.
Не страшно на кладбище.
Подровняю землю, подмету опавшие листья,
