Но это слово как раз и взорвало племянника. Похоже, и сон прошел. Взревновал… Он-то здесь спит такой молодой! Молодой и сильный, он весь вечер просидел, глуша в одиночестве поселковский портвейн. Да так и уснул! А старый шизоидный дядя возвращается с ночной свиданки! И еще сообщает: “Краси-иии-ивая!..”
Небрежно (и провокационно) он фыркал:
— Какая там красивая?! Еще чего!.. В чем ее красота?.. Ну кто? Кто? Что за уродина?
Старикан разбирал постель и знай помалкивал.
— Дядя!.. Да у тебя глюки! У тебя как молодая — так и красивая! Прямо поле чудес!
Смеялся:
— Ну-ну, дядя! Ну-ну, Петр Петрович!.. Тебя послушать, у вас здесь самые клевые телки! И что ни лунная ночь — выборы “мисс Европа”!
И смолкший парень решительно отвернулся к стене, чтобы заснуть наново.
Старикан на своего не обижался, еще чего!.. А красота молодости для него и впрямь красота. Выше, чем красота правильных черт лица. Старый Алабин мог бесконечно рассматривать (скажем, в метро, незаметно… полуприкрытым глазом) всякое молодое женское лицо. Станция за станцией… Пролет за пролетом… И ведь сразу находил! Глаза! Живые глаза!.. А очерк губ. И почти всегда (всегда! если только не мешает зимняя одежда…) изгиб шеи.
Он и не думал Олежке отвечать! Он только буркнул именно что-то насчет изгиба молодой женской шеи… Все пытался зачем-то его убедить — мол, да, да… мол, красивая!
Олежка однако вновь вздернулся… 28-я дача, что ли? Аней зовут?
Старикан довольно равнодушно сумел сказать — нет, нет, моя старше . В другом даже конце поселка. Какая там Аня!
И все равно тот не мог успокоиться… Старый Алабин уже спал. Но слышать слышал. Молодой бугай ворочался, мял так и этак подушку… Осень началась с жарких дней. Ночи теплы! Это к любви.
Олежка и с утра продолжал.
— Дядя. Вам отшибут голову, — уверял он с нарочитой серьезностью.
Несколько странную (тут Алабин с ним согласен!) лунную озабоченность своего дяди Олежка оценивал как смешной стариковский облом — как забавную, запоздало выраженную шизоидность.
— Вам, Петр Петрович, совершенно нельзя видеть женщин.
Олежка уезжал — он оставлял дяде хорошей колбасы, ветчины. Одну колбаску они тут же красиво порезали… Открыли бутылку.
Выпивая, Олежка посмеивался:
— Ваши подвиги войдут в легенду. Вы, дядя, будете как герой… Как Лука.
— Лука?
— Именно, именно Лука… Мудищев.
На все это старый Алабин, конечно, возражал. Держа в руке стакан с вином, вяло, впрочем, он возмущался:
— Какой там герой… Какие подвиги, мой мальчик. Свеча догорает — вот и все.
Они чокнулись и выпили.
— Огарок… Когда свеча догорает, она потрескивает. Вот и все.
