“Великая либеральная тяга к смерти”: “не катализатор, а растворитель, не стимулятор, а транквилизатор, не пропасть, а трясина” — таким видится Мэггериджу современный западный либерализм по всему фронту, начиная с податливости в “холодной войне” и заискивания перед молодежным бунтом и кончая cкотским гедонизмом и сулящими вырождение технологиями интимной жизни (pendant этому сочинению — Гарвардская речь Солженицына, который, кстати, с Мэггериджем был лично знаком). Слова Мэггериджа хлещут беспощадно, его метафоры убийственны (“освобожденный Прометей, приковывающий сам себя к скале и там день за днем пожирающий собственные внутренности”), а афоризмы неотразимы (“секс — единственный мистический опыт, предлагаемый материализмом”). Он договаривает все до конца, понуждая реального или виртуального оппонента тоже выложить все карты. В радиобеседе с холодным и вышколенным логиком-позитивистом лордом Бертраном Расселом он додразнил его до вырвавшейся наружу маниакальной ненависти ко Христу, о чем сам с удивлением свидетельствует все в том же эссе. И к себе самому он способен вызвать прилив ненависти — как к “махровому реакционеру”, отрицающему благодетельный прогресс. (Кстати сказать, христианский консерватизм Мэггериджа совершенно чужд истерического государственничества; к распаду Британской империи он относится более чем спокойно, ибо поклоняется “Нездешнему Царю” — название одной его проповеди.)
Все же я посоветовала бы читать сборник не с финального залпа, а по порядку, начав с отрывков из автобиографической книги “Хроника времен, потраченных впустую”, удовлетворив любопытство его воспоминаниями о работе в Москве 30-х годов корреспондентом от “Гардиан” (повторяю, Мэггеридж и тогда “все понимал” — и про голодомор, и про ложь сталинизма) и обратив особое внимание на памфлет “Страсти св. Изерли” — исчерпывающий, как разбор полетов, рассказ о том, как творится идеологически небескорыстный медийный миф; этот разбор я бы рекомендовала держать в памяти в качестве безотказного фильтра, через который следует пропускать извергаемую на нас массовую информацию. Добавлю, что Мэггеридж — превосходный рассказчик, и с английским юмором у него тоже полный порядок.
О более полной версии сочинений Мэггериджа остается только мечтать.
Рэй Брэдбери. Из праха восставшие. Семейные воспоминания. [Перевод с английского Михаила Пчелинцева]. М., “Эксмо”; СПб., “Домино”, 2004, 192 стр.
Брэдбери давно был любим мною не только как автор социальных антиутопий (из них написанная в достопамятном 1953 году “451о по Фаренгейту”, помнится, воодушевляла несвойственным этому жанру благополучным концом), не только как сочинитель ностальгирующих по детству поэм в прозе (“Вино из одуванчиков”), но и как выдумщик прелестных страшилок в духе фэнтези, тренирующих, по мнению автора, психику — детскую и взрослую. Каковые советская издательская политика, естественно, отцеживала (теперь все это, кажется, уже переведено), и я, со своим робким английским, не считала за труд читать в оригинале про то, как, например, некто вступил в войну со своим скелетом и в конце концов избавился от него, превратившись, увы, в студенистую медузу. Или как грудной младенец умудрился, не покидая колыбельки, отправить на тот свет своих родителей.
Книжка о симпатичной нечисти, складывавшаяся с 1945 по 2000 год (в нее вошли главами- эпизодами и старые рассказы — например, о крылатом дядюшке Эйнаре), — она того же сорта. Брэдбери в ней почти примирил меня с Хэллоуином — детские воспоминания о котором и помогли ему возвести на американской равнине одинокий Дом, полный духов и привидений всемирно-исторического извода. А подкидыш Том, оставленный в корзине у двери Дома “с томиком Шекспира под ногами и „Падением дома Эшеров”2 вместо подушки”, — это, конечно, сам автор.
Книга местами читается как сага, исполненная свирепой и нежной лирики (и здесь остается только дивиться переводу М. Пчелинцева, с триумфом преодолевшего невероятные препятствия). В ней есть и прямое авторское послание — о “приливе неверия”, — вложенное в уста “отца всей тьмы”: “Иудео- христианский мир лежит в руинах. Неопалимая купина больше не загорится. Христос больше не придет из страха, что Фома Неверующий его не признает. Тень Аллаха тает под полуденным солнцем. Христиане и мусульмане брошены в мир, раздираемый бессчетными войнами, которые сольются в итоге в одну огромную. Моисей не спустится с горы, ибо на нее не поднимался. Христос не умрет, потому что не рождался. <…> Мы (то есть темные духи. —
И вот что еще. Брэдбери — американец старого образца, вызывающего у меня почтение, американец-всеевропеец, пустивший корни по обе стороны Атлантики. Он стаскивает в Северный Иллинойс, где стоит Дом, египетскую мумию — пра-пра-пра-прабабушку его обитателей, призрачную мышь из фараоновых житниц, говорящие петли от фивейских врат и еще многое другое, чему никогда не было места на американском континенте. Дом, выходит, — пуп земли, но земля-то — старосветская старушка. Так долго поступали американцы, копируя, с приставкой “нью” или без оной, имена и архитектуру исторических центров Старого Света. Теперь, кажется, эта переселенческая память их покидает и излучается ими агрессивный неомодерн. Старик Брэдбери написал в 2000 году, к своему восьмидесятилетию, как видно, прощание-завещание.
Руслан Киреев. Великие смерти. Гоголь. Л. Толстой. Чехов. М., “Глобулус ЭНАС”, 2004, 152 стр.
