направо — плохо, налево — хуже, а прямо — лучше не спрашивай. Хорошо, тогда мы взлетим”.
Дмитрий Быков. “Тихий Дон” скорее всего написал Шолохов. Но вот про что? — “Огонек”, 2005, № 14, апрель.
“„Тихий Дон”, да простит мне тот или иной его автор, — безусловно величайший роман ХХ века, но ничего более русофобского в советское время не публиковалось. И как это могло семьдесят лет оставаться незамеченным — ума не приложу. Сегодня это не самое актуальное чтение, и никакие юбилейные торжества не вернут романа в живой контекст. <…> Я все-таки взял на себя труд перечесть народную эпопею — и остался вознагражден: книга явно не рассчитана на молокососов, читать ее в одиннадцатом классе (как рекомендовано сегодня) категорически нельзя, но серьезному и взрослому читателю она скажет многое. <…> „Тихий Дон” — приговор целому сословию, настоящая народная трагедия с глубоким смыслом, который открывался единицам. <…> Страшная книга. И очень хорошая. Так и видишь молодого человека, который, сочиняя ее, повзрослел — и додумался до такой горькой правды о своем звероватом и трогательном народе, что больше ничего подобного написать не смог. Патриоты, откажитесь от Шолохова. Он не ваш”.
Артем Варгафтик. Музыкальный процесс: в ожидании невозможного. — “Апология”. Ежемесячный гуманитарный журнал. Главный редактор Андрей Быстрицкий. 2005, № 1 (1), март.
“<…> никакой „классической музыки” на самом деле не существует — как „фундаментальной вечной ценности” ее не было и нет. Классикой объявлена определенная, очень конкретная по своим признакам, очень узкая по времени эпоха со своими узкими заморочками”.
См. также: Артем Варгафтик, “Почему нужно запрещать Хава-нагилу” — “Урал”, Екатеринбург, 2004, № 11 <http://magazines.russ.ru/ural>.
Алексей Варламов. Суд, нужда, вино, горечь и любовь. Последние годы Александра Грина. — “День литературы”, 2005, № 3, 4.
“Условия „договора”, заключенного после переезда из Петрограда в Феодосию между Ниной Николаевной и Александром Степановичем касательно предмета его несчастной страсти, были такими: Грин не пьет в Феодосии, но имеет право выпивать, когда едет по литературным делам в Москву или Ленинград”. Фрагмент книги Алексея Варламова “Александр Грин”, написанной для популярной серии “ЖЗЛ” (издательство “Молодая гвардия”).
См. также: Алексей Варламов, “Красные и алые паруса. А. С. Грин и русская революция” — “Подъем”, Воронеж, 2005, № 2 <http://www.pereplet.ru/podiem>; тут среди прочего — о разных интерпретациях “Алых парусов”.
Вернется ли Россия в лабиринт своих комплексов? Беседу вела Галина Аккерман. — “Новое время”, 2005, № 15, 17 апреля <http://www.newtimes.ru>.
Говорит историк и журналист, “близкий друг президента Франции Жака Ширака”, один из ведущих сотрудников газеты “Фигаро” Александр Адлер: “Вы правы, говоря об элементах паранойи в российском общественном сознании. Однако, как справедливо заметил Генри Киссинджер, даже у параноиков есть враги. И я, живущий на Западе, вдали от „линии фронта”, полностью разделяю российские опасения. Я лично возмущен и обеспокоен тем, что мы позволили повсеместные и разнузданные проявления антирусского реваншизма (я подчеркиваю — антирусского, а не антисоветского). Недопустимо, чтобы у чеченцев было, по существу, посольство в Варшаве. Недопустимо, чтобы поляки или прибалты аплодировали каждому чеченскому теракту против российских граждан. Уверяю вас, что попустительское отношение Запада к чеченскому терроризму объясняется только тем, что он направлен против русских. Европейские исламофилы уже готовы капитулировать перед лицом исламского терроризма и довольны тем, что острие этого терроризма направлено пока на Россию”.
Владимир Галл. Переговорщики. — “Москва”, 2005, № 3 <http://www.moskvam.ru>.
1 мая 1945 года, цитадель Шпандау. “Полковник выслушивает нас внимательно, затем отвечает:
— Лично я согласился бы капитулировать на условиях, предложенных вашим командованием. Но есть приказ фюрера: если комендант осажденной крепости или командир окруженного соединения самовольно капитулирует, то любой подчиненный ему офицер может и должен его расстрелять и возглавить оборону. Поэтому мое единоличное решение не принесло бы пользы, — он горько усмехается, — ни вам, ни мне...
<…> И вот тут-то происходит самое необычное в этой необычной истории. Стремление предотвратить гибель многих сотен людей настолько велико, что мы спонтанно принимаем новое, не предусмотренное командованием решение:
— Господин полковник! В таком случае мы сами поднимемся в крепость и поговорим с вашими офицерами…”
