Алла Беленкова. И сила, и слава… Из истории семейства Крузенштернов. Таллинн, “Alexandra”, 2004, 164 стр.
Книга известного исследователя российско-эстонских культурных связей Аллы Ильиничны Беленковой впервые вводит в научный оборот письма Егора Антоновича Энгельгардта легендарному первооткрывателю Ивану Федоровичу Крузенштерну (из фондов Пушкинского дома и Российского Государственного архива Военно-Морского Флота). Дети знаменитого путешественника Александр и Павел были определены в Царскосельский Лицей через год после того, как из него вышел А. С. Пушкин.
Публикацию писем предваряют несколько увлекательных очерков по истории семьи Крузенштернов, в частности о судьбах сыновей великого мореплавателя. В последней главе сообщаются удивительные подробности о сегодняшней жизни Прищеповых — потомков младшего из Крузенштернов, Платона Ивановича Крузенштерна. Автор встретила Любовь Александровну Прищепову и ее сына Александра в Петербурге. В 1995 — 1996 годах восемнадцатилетний Александр, студент Гидрометеорологического университета, совершил кругосветное плавание на барке “Крузенштерн” — через 190 лет после своего знаменитого предка.
1 Книга Блока — недавний подарок Макарова.
ТЕАТРАЛЬНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ ПАВЛА РУДНЕВА
1
“Сентябрь.doc”. Театр.doc. Режиссер Михаил Угаров. Премьера 4 мая 2005 года.
Невинное название скрывает взрывоопасный, провокативный, намеренно вызывающий спектакль. Премьеру “Сентября.doc” — еще с колес — играли в рамках “русского сезона” на фестивале в Нанси, и вердикт французского общества был, в сущности, предопределен. Скандальный спектакль о Беслане многие назвали шовинистским, профашистским. Насквозь промусульманенная Франция углядела в творении русских “новодрамовцев” предвзятый взгляд на “чеченских повстанцев”. Парадокс заключается в том, что те, кто видел спектакль в Москве, говорят о нем ровно обратное — происламский, антирусский.
Да, не все так однозначно и прозрачно в этом “Сентябре” — спектакле, который сам старался максимально отгородиться от любых обвинений. Он документален, в нем ни единого выдуманного слова, в нем прототип равен герою, а персонаж — автору. Ремесло драматурга и режиссера свелось только к навыкам компиляции, сочленения документального материала. Драматург в документальном театре сродни диджею — его искусство в том, чтобы соединить “без швов” разношерстные фрагменты, создать неделимое полотно смысла.
Спектакль про Беслан соткан из его последствий — обсуждения трагедии на интернет-ресурсах: чатах, блогах, форумах как российского, так и кавказского происхождения. Здесь не будет подробностей штурма или сенсационных разоблачений и некой “правды”, отличной от официальных версий, здесь ни словом не напомнят о деталях и не восстановят картину происшедшего. Цель “Сентября” иная — дать спектр мнений, полярных по отношению к террористическому акту, потрясшему мир. Заставить говорить “коллективное бессознательное”. Ведь всемирная Сеть, по общему признанию, — ресурс анонимный и предательски иллюзорный, и почти бессмысленно перед спектаклем объяснять, как это делает Михаил Угаров, что “чатящиеся” чеченцы и ингуши — как братья родные, а православные осетины — их враги- кровники, поскольку никто не может удостоверить, что чеченская позиция изложена в Интернете чеченцами, а, скажем, не молодым панком-анархистом из Краснодара.
Эстетика подвального авангардного Театра.doc неизменно строга: без наигрыша, почти без мизансцен, почти “выразительное чтение”. Максимум игры, который можно себе здесь позволить, — это необыкновенная языковая точность арабских молитв, которые произносит актриса Галина Синькина, верится, без русского акцента.
“Сентябрь” начинается сразу с удара: первая фраза — “Ассалям алейкум, братья мусульмане”. Блок чеченских высказываний самый однозначный, самый понятный и самый удручающий, если так можно выразиться в данном случае. На наших глазах нация обрастает собственной современной мифологией, наращивает легендарность и героизм. Образ очистительной жертвы, в которую себя якобы принесли террористы, почти фантастическим образом преображает картину случившегося. Бесланская трагедия излагается здесь буквально как Троянский цикл, а шахидизм — как героика, приравнивающая бойцов Аллаха к сонму небожителей. Гордость и белая зависть, восторг и тяга к подражательству — вот доминирующие интонации чеченских чатов, усугубляющиеся благодаря родственным связям еще и близостью поклонников к объекту поклонения. Насилие и жестокость вписываются в эту героику без зазора, как, к примеру, естественны убийство, обман или нанесение увечий в “Песни о Роланде” или “Старшей Эдде”. Все оправдывается и взывает к своему продолжению — на вполне благородных основаниях. Удивляет? Да. Заставляет устрашиться? Да. Меняет ориентиры? Вне всякого сомнения. Но и заставляет задуматься над парадоксом истории: наделяя антагониста чертами низости и ничтожества, мы возвышаем его до жертвы в глазах ближних, соплеменников, а такой жертве принято подражать. Все сошлось в этой новейшей чеченской мифологии — и законы джихада, и обнаруженные тела воинов, не тронутые тлением, и представление о том, что в раю “раны их будут пахнуть шафраном”: для неверных, русских чеченец, умерший на коленях, раб, а для соплеменников — герой в момент своего триумфа, приблизившийся к Богу, погибший в молитве.
В этом спектакле драматургу и режиссеру Михаилу Угарову свойственен очевидный максимализм. Здесь нет средних характеристик, ровного отношения, тут басы и верхние ноты. Мы даже готовы обвинить спектакль не только в предвзятости отбора материала (что, по сути, противоречит принципам документальности), но и в намеренном желании бить побольнее и шокировать посильней. Но есть в нем и какая-то личная заинтересованность — ни в коей мере не политического характера, а, так сказать,
