крестит лоб на Всехсвятский собор.
* *
*
Все — в лес и грибы собирают,
и сушат, и жарят, и — в суп,
а те нашу жадность прощают:
“Кормись, человек-душегуб;
живи нашей ласковой плотью,
лови этот запах, как зверь!”
И вдруг оглянись на болоте:
“Число-то какое теперь?
Да это же — Преображенье!..”
Нетвердая память жива.
И в лес проникает свеченье —
нетварная суть торжества.
И жизни волшебная форма
музбыку подскажет уму.
И вновь от подножного корма
вернешься к себе самому.
Цапля на озере Маленец
Дожди нестойкие, грибные.
Деньки двусмысленно сквозные.
Пойдешь за строчкой — гриб мелькнет,
а по грибы — поднимешь строчку...
Раскрутишь эту заморочку,
и отпуск потишку пройдет,
жара забудется... И только
одна по лету неустойка,
что цапли нет и негде быть
той, хворой, что ни влет, ни пехом
от Маленца... Последним вздохом
