Хлеб сжую и прилягу в прохладную опаль забвенья
меж окопником синим и шелестом болиголова;
ибо свыше нам велено спаивать всякие звенья,
и холодное олово проклято так же, как слово.
Бирнамский лес
Когда Бирнамский лес пойдет на Дунсинан,
Лишь форменный барон застынет как баран
И будет пялиться, в упор не понимая,
Не лес ли поглотил становища древлян,
Палаты конунгов, землянки партизан,
Ацтеков города, дворцы и храмы майя?
А ты, подлесок мой, глядящий храбрецом,
С игрушечным в руке упругим копьецом,
С беретом наотлет кленового фасона, —
Как петушишься ты, зеленокудрый паж,
Как рвешься отомстить, легко впадая в раж!
О, не волнуйся! Ты — один из легиона.
За вами верх всегда; за нами только низ;
И бальзамический порою только бриз
Доносится сюда, рукой травинку тронув.
О, сладкий фимиам, трепещущий в ноздрях!
Он обнимает все — бессмертие и прах,
Гниенья аромат и запах анемонов.
И так ли важно знать, навеки взор сомкнув,
Кто отомстил тебе: отчаянный Макдуф,
О коем наплела шотландская сивилла, —
Твой давний смертный грех, записанный в гроссбух, —
Или сомнения неугомонный дух, —
Или гектаров шесть простого хлорофилла?
Маятник
Как олово холодное, блестит
Луна над спинами кариатид
