книгоиздатель, политический деятель, масон. За просветительской его деятельностью правительство наблюдало долго, со смешанными чувствами. Митрополит Платон, задолго до ареста деятеля изучивший продукцию его типографии, нашел среди нее “частью книги зловредные, частью книги мистические, которых митрополит, по его собственному сознанию, не понимает, и частью книги, полезные для общества”. Отзыв просвещенного Платона явно звучит иронично: масонство рассматривалось в окружении Екатерины как набор “скучных нелепостей”, “соединение религиозных обрядов с ребяческими играми”.
Однако именно эта смесь оказывала неотразимое действие на Павла Петровича. Вокруг экзальтированного наследника престола группировалась оппозиция Екатерине, в нем же самом государыня видела решительного противника дела всей ее жизни. Как показало недолгое царствование Павла, небезосновательно…
Следствие интересовалось именно политическими контактами Новикова-деятеля с “персоною” (Павлом), его связями с влиятельными заграничными масонами, да и с дворами. “Мимо законной Богом учрежденной власти, дерзнули они подчинить себя чертогу Брауншвейгскому, отдав себя в его покровительство и зависимость <…> Имели они тайную переписку с принцем Гессен-Кассельским <…> изобретенными ими шифрами и в такое еще время, когда Берлинский двор оказывал нам в полной мере свое недоброхотство”.
С просветительством, действительно главной заслугой всей жизни Новикова, общего тут мало. С масонством как таковым — тоже: следствие ясно отделило Новикова от “неполитических” масонов, и последние частью были высланы в собственные деревни, частью не понесли никаких наказаний.
Да и вообще — справедливо ли связывать энергичное просветительство рубежа веков лишь с оппозицией правительству? Когда-то давно, еще в школе, меня живо заинтересовало: где же мог Онегин читать Адама Смита — английскому ленивый барин вряд ли был обучен? Потом я узнал: произведения Смита неоднократно публиковались в “Санкт-Петербургском журнале”, официальном журнале российского Министерства внутренних дел. Да и вообще, лекции о теориях Смита с успехом читались при дворе, так что неудивительно, что перевод на русский язык его трудов щедро финансировался правительством. В том же министерском журнале публиковались выдержки из произведений Бентама, Бэкона, Фергюсона. Особым уважением пользовался Бентам: в 1805 и 1806 годах два его тома появились в русском переводе по приказу императора. В Петербурге, по отзыву Дюмона, переводчика Бентама на французский, было продано не меньше, чем в самом Лондоне, экземпляров его книг.
База для либерального русского будущего закладывалась. И продолжить дело Екатерины предстояло, по замыслу императрицы, ее внуку — к царствованию которого, по логике нашего повествования, мы уже и перешли.
“Интеллигент на троне”, или Затишье перед бурей
Долгая александровская эпоха была в основном временем проектов. Вначале царских. Потом декабристских. Что это были за проекты, суждено ли им было в какой-то мере осуществиться?
Екатерина прочила внука в наследники своего дела: если бы не ее внезапная смерть, “правый якобинец” Павел на престол бы не вступил. С пятнадцатилетним юношей царица обсуждала французскую конституцию, Декларацию прав человека. Воспитателем великого князя был швейцарский француз Фридрих Лагарп, по убеждениям либерал и республиканец. Он продолжал учить наследника и в последние годы “впавшей в реакцию” (поведшей борьбу с якобинством) Екатерины: при русском дворе не путали Монтескье с Робеспьером и революцию — со свободой. С Лагарпом Александр был дружен и позднее, сохранились письма императора, где он пламенно подтверждал свою решимость продолжить дело бабки, принести свободу своей стране.
Меньше всего либеральные проекты Александра заслуживают закрепившейся за ними оценки как “расплывчатых” и “неопределенных”: речь шла о постепенном развитии идей Екатерины, о неуклонном “приближении сверху” этих идей к реальностям страны. Готовя гарантии свободных промышленности и торговли, частной собственности и предпринимательства, Александр и его друзья постоянно подчеркивали: все это, в принципе, в Жалованной грамоте императрицы уже есть. Но до сих пор эти слова, как написал граф Воронцов, “не могли оказывать большего влияния на действительность, чем прекрасные сентенции Сократа, Марка Аврелия, Цицерона и многих других”. Теперь же речь шла о “материализации” екатерининских проектов, облечении их в конкретные, “работающие” государственные акты.
Как и Екатерина, Александр начал с проектов отмены крепостного права. Как и она, оставил эти поначалу упорные проекты для будущего: устранять зло сложнее, чем гневно его клеймить, и отмене будет предшествовать упорная и тяжелая, четвертьвековая подготовительная деятельность Николая. С чего же действительно
В 1815 году Александр дает либеральную конституцию присоединенному к России Царству Польскому; в 1818-м поручает Н. Н. Новосильцеву составить проект конституции для всей России. “Образование, существовавшее в вашем крае, дозволило мне ввести немедленно то, что я вам даровал, руководствуясь правилами законносвободных учреждений, которых спасительное влияние надеюсь я при помощи Божией распространить и на все страны, попечению моему вверенные”, — сказал Александр, выступая в польском Сейме. Потом пришел черед дать права Финляндии, и память царя в этой стране чтут и посегодня. Свое твердое намерение дать конституцию и России Александр подтвердил и в 1825-м, незадолго до своей смерти или ухода.
Свобода начинается с просвещения. Значит, географически — с западных губерний. Сословно — с высших слоев. И Александр разрешил открытие частных типографий3, бесцензурный ввоз книг из-за границы, свободный выезд русских подданных за рубеж…
В начале позапрошлого века русское образованное общество получило полную свободу. Не
