— Такого еще не бывало.
До Варшавы я понятия не имел, что такое юридическое лицо, обладающее к тому же счетом в заграничном банке.
Теперь, составляя финотчет, терзаюсь ожиданием: сойдется дебет с кредитом или не сойдется?
Иногда жена-секретарь, загоревшись, предлагает открыть сейф и взять зарплату вперед.
Я завожусь с полуоборота:
— А если завтра отзовут?
Ремонтировать машину в приватных мастерских надежнее, а главное — дешевле. Но бухгалтерия — в Москве — не доверяет распискам частников.
В государственном автосервисе нас встречают намекающими взглядами.
И понеслось! Пану директору — бутылку, пану мастеру — вторую, слесарям — еще пару. Я злюсь: к отчету их не приложишь...
Не знаю, с какой такой стати, но меня избрали секретарем партбюро журналистов.
Главное в партийной работе — сбор взносов и доставка их в партком, приютившийся в здании посольства на улице Бельведерской.
Над секретаршей, принимавшей от сердца оторванные злотые, висит “График сдачи”.
Перечисляются партийные ячейки:
“Посольство (дипсостав),
Посольство (техсостав),
Торгпредство,
ГКЭС,
Дом советской науки,
Журналисты…”
В конце — неожиданно:
“Инспекция”.
Ёрничаю:
— Это что — санитарная инспекция?
И сталкиваюсь с таким взглядом, что впредь, отправляясь в партком, оставляю юмор в корпункте.
Обычно партийцы сдают взносы после собраний.
Собираемся у тассовцев. Они занимают часть двухэтажного дома на улице Литовской, напротив легкомысленного театра-кабаре “Сирена”.
Я сразу даю слово Лосото. В кино про революцию он мог бы сыграть меньшевика: черная пупырышка бородки, лихорадочный взгляд, значительность человека, якобы знающего больше других.
За ним выступает Дима Бирюков — представитель Гостелерадио и большой дока в формулировках.
Активный оратор — Глеб Долгушин, известный в нашем отечестве репортер, побывавший на Северном полюсе и в Антарктиде (так и хочется написать — “одновременно”).
