Меня охватывает азарт.
— Хотите, угадаю предмет?
— Попробуйте.
— История.
— А как вы…
Но меня уже не остановить.
Остапа понесло.
— Вы же историк, — стараюсь говорить тихо, но не получается, — и прекрасно знаете, сколько лет коммунисты у власти — здесь, в Польше. Ну, сколько?
Толпа сдавливает, подступает ближе.
— Сорок лет, согласны?
— И что из этого?
Что на меня нашло-наехало…
Развожу руки и запрокидываю голову:
— А Его когда распяли?
— Вы с ума сошли!
— Скоро две тысячи лет будет. Две тысячи, да?! Не убий… не укради… Что там еще? И что? Убивают, крадут — не так ли?
— Боже святый! — Дама в шляпке закатывает глаза.
Двое хватают меня за руки.
— Оставьте его! — Голос учителя дрожит. — Представляю, что вы напишете.
Площадь приходит в движение: приехал Он.
Обо мне тут же забывают.
Все опускаются на колени.
Я продолжаю стоять.
На меня смотрят — снизу, с колен — как на прокаженного.
Никогда прежде я не испытывал такого одиночества.
Слава богу, вспомнил, что на груди болтается фотокамера, и защелкал, изображая репортера.
Учитель ошибся: о визите Папы я ничего не написал.
Не требовалось...
Короткие заметки о приезде Святейшего передавал в Москву — для всех газет сразу — тассовец Федор Калюжный, долговязый, рыжий, обманчиво простоватый парень.
Он же — единственный из нас — сопровождал понтифика в поездке по стране.
Вертелся волчком, принюхивался, лез в души, добывая информацию “для служебного пользования”.
А передавал — крохи. Коллеги, особенно из Ватикана, описывая каждый шаг и вздох
