Много шума вокруг интервью Куроня “Штерну”.
Все цитируют то место, где говорится о начале событий.
Куронь хвастлив: все организовали мы.
Они же, оказывается, сделали из Валенсы вождя-марионетку, который “был поручиком в окопах, а никак не генералом в штабе”.
Спросить у Куроня, с чего вдруг он так “раскрылся”, я не могу.
Поговорить с другим Яцеком — Гмохом, тренером польской сборной по футболу, — пожалуйста. С его тезкой Куронем — боже упаси!
Это будет мое последнее интервью.
Возможно, не только в Варшаве...
Валенса на Куроня не обиделся.
Что ж до “поручика в окопах”…
Даже если его “вычислили”, то сделали это с потрясающей точностью.
Если бы в начале событий ЭВМ попросили бы выдать данные, каким должен быть лидер масс, она бы ответила: лет 35, из простой семьи, католик, семьянин, много детей, работяга, желательно массовой профессии, например электрик, желательно — из Гданьска. И обязательно с верфи имени Ленина.
Звонит Десантник. Кричит — как будто я глухой:
— Вы едете или нет?
Иногда Эмиль обращается ко мне как к парторгу журналистов — на вы.
Как раз тот случай. В Гданьске открывают памятник рабочим, расстрелянным в декабре 1970- го.
Мифы складываются на бегу. Оказывается, в той демонстрации участвовал и молодой Лех. Он поклялся, что погибшим поставят памятник. Его арестовывали, волокли от проходной, а он стучал ботинком об асфальт и кричал: “Здесь будет памятник!”
И вот — свершилось! Три гигантских, до небес, креста возвели в рекордно короткие сроки. У проходной верфи. В отмеченном каблуками Валенсы месте.
Интерпресс пригласил заграничных журналистов в Гданьск на торжества.
Едут все. Даже болгары.
Нас притормозило посольство.
Вместе с Лосото отправляемся к Птичкину.
Тот стучит кулаком:
— Культпоход на их спектакль устраивать не будем! И учтите: если кто…
— Не надо пугать! После того, как я… на лодке… из Москвы до Архангельска…
Птичкин смотрит на меня ошалело: какая лодка? при чем здесь Архангельск?
Из посольства едем к тассовцам.
Федя виновато улыбается: вечером он уезжает в Гданьск. Мы остаемся...
Столпотворение у проходной верфи пришлось смотреть по телевизору.
В Союзе его не показывали.
