И, подмигнув присутствующим, он обрисовал в деталях, как в пример солдатам и офицерам крутит на перекладине и колесо, и подъем с переворотом и как в легкую раскладывает в борьбе на руках каждого из своего взвода! Роты!!
— На брусьях еще…
— Молодец, — тихо сказала мать.
— Гордимся тобой… — сказал отец.
— Да, — согласилась с ним мать. — Ты должен знать, сынок…
— Марш-броски…
— Всегда гордились и… будем…
— Некогда грустить! — ободряюще сказал Василий. — Некогда!
— Молодец, молодец… — кивнул отец, глядя на свои руки.
— Какой у тебя старший брат! — с некоторой дрожью в голосе обратилась мать к дочери. — Какой защитник!
— Да. Сильный… — ответила та.
— И бегает, и прыгает, и стреляет… Ничего не боится! Какой молодец! Да?
— Да.
Старший лейтенант улыбнулся.
Однако он чувствовал, что его слова никого не обрадовали и не успокоили, а, напротив, усилили невесть какие опасения и предчувствия. Будто, без стеснения заявляя о сноровке и храбро подчеркивая свои лучшие качества, он только расстраивал и отца, и мать, и сестру. Они то и дело молча переглядывались друг с другом и поднимали на него глаза лишь затем, чтобы тотчас опустить, придерживая — возможно ли такое?! — свои слова, точно в них, простых и понятных, скрывалась тайна и благодаря им могла открыться.
Немного помолчали.
— Мы только хотим… — проговорил отец с некоторой усталостью в голосе. — Хотим… Чтобы наш сынок… наш сын… был очень внимательным… Ты внимателен? — спросил отец более твердо. — Там, на стрельбах? На карауле?
— На стрельбах? — переспросил Василий, удивленно вскинув брови. — А что на стрельбах?
— Ты внимателен?
— На стрельбах?
— Там, там…
— Да вроде бы…
— А на карауле? Ты внимателен?
— Следуем уставу… — ответил Василий, не зная, что еще сказать.
— Ой, приказывай! Ой, приказывай, сынок! — вдруг запричитала мать, побледнев. — За солдатиками — глаз да глаз! Ни мамой, ни папой к армии не приучены! Ничего не знают! Ничего не могут! Ни мамой, ни папой… Ой-ой… Ой, приказывай!
— Я приказываю, — улыбнулся Василий. — Все хорошо, мам…
— Ой, не знаю… Ой, не знаю…
— Только дай слабину! — произнес отец. — Только дай!
— Да все нормально! — чуть громче заявил Василий. — Анна Геннадьевна! Анатолий Петрович! Олюнь! Что вы… я не знаю… — И Василий с поблекшей улыбкой оглядел близких, думая выйти из-за стола и