ему приходится жить не своей жизнью. Благое Провидение пытается спихнуть его с гибельного пути, посылая всякие знаки. Встреча с Нолой и бешеная страсть к ней — конечно же знак. И повторная встреча в Галерее Тейт — тоже. Кроме того, дважды является неизвестно откуда рыжеволосый вестник-наперсник, коллега-теннисист. Первый раз — чтобы напомнить, что талант все-таки был и Крис мог бы стать “поэтом с ракеткой”. Второй раз Крис обсуждает с приятелем вставшую перед ним дилемму выбора, и друг, выслушав, грустно констатирует: “Ты просто недостаточно любишь ту женщину”. Беременность Нолы — уже не просто знак, это пинок судьбы: мол, хватит уже, пора выбираться из клетки! Но Крис упорствует, больше того, “цепляясь за прутья”, решается на убийство, которое тоже обставляет исходя из присущей ему логики “везения-невезения”: раз миром правит случайность, ничего нет легче, как убедить людей, что девушка оказалась в неподходящее время в неподходящем месте. Все поверят, никто не станет доискиваться до связи причины со следствием.
А дальше начинается самое интересное. Настоящий пинг-понг с высшими силами. Только Крису удается беспрепятственно вернуть на место орудие убийства — дробовик, взятый тайком у тестя, как Хлоя торжественно объявляет, что наконец-то забеременела. В момент объявления рука жены все время находится в опасной близости от кармана, куда Крис только что сунул драгоценности убитой старушки. Нет, пронесло… Семейство счастливо, все ликуют, и тут раздается телефонный звонок: Криса вызывают в полицию. В полицейском участке ему сообщают, что Нола вела дневник, из которого со всей очевидностью вытекает, что у Криса был мотив для убийства. Он под подозрением. Крис чуть не плачет: “Моя жена ждет ребенка. Да, я изменял, но не убивал. Не надо разрушать жизнь людей! Подумайте о положении нашей семьи”. Полицейские сочувственно кивают, но ясно, что они непременно потянут за эту ниточку и герой через пару дней окажется за решеткой.
А ночью к нему является Нола вместе с убитой старушкой, и происходит деловое, как в суде, разбирательство. Крис защищается: “Да, мне было нелегко. Но я сделал это. В кризисной ситуации я выбрал то, что важнее”. — “А как же совесть?” — вопрошает Нола. “Совесть, бывает, нужно спрятать под ковер, чтобы жить дальше. Иначе она раздавит тебя”. — “А я? — вступает старушка. — Я же ко всей этой истории не имела ни малейшего отношения”. — “Вы, мадам, — сопутствующие издержки”. — “А ваш ребенок?” — на это Крис отвечает цитатой из Софокла: что-то вроде того, что смертному блаженнее вообще не родиться. Доводы, однако, не принимаются. “Ты так наследил, — сурово вещает Нола, — что просто- таки вопиешь, чтобы тебя арестовали. Готовься к возмездию”. Призраки удаляются, а герой остается в смятении; он почти готов признать поражение: “Если меня арестуют и посадят, я поверю, что смысл все-таки есть”.
Но не тут-то было! Напоследок Вуди Аллен устраивает упоительный финт с колечком убитой старушки, которое, будучи брошенным Крисом в Темзу, ударилось о парапет, упало на набережную и было подобрано каким-то наркоманом, убитым той же ночью в какой-то разборке. На него и повесили преступление. Невзирая даже на то, что картина убийства со всей ясностью явилась полицейскому инспектору в вещем сне. Сны-то к делу не подошьешь, а улика есть улика. Так что Крису удается выбраться сухим из воды.
Никакого гарантированного наказания. Никакого ответа: есть смысл, нет смысла… Это, так сказать, вопрос внутренней установки. Вера — путь наименьшего сопротивления? Миром правит случайность? — Отлично! Но в таком случае суть всех усилий сводится почему-то лишь к судорожным попыткам минимизировать влияние этой случайности на твою жизнь. И ради этого человеку самому приходится стать “0”, отказаться от себя, от своих желаний, талантов, послушно плясать под дудку общества, навеки усыпив хлороформом комфорта беспокойное, свободное “я”. В жертву приносится не только духовное — личность, но и природное — пол. Остается только приятная социальная оболочка, жаждущая социальных гарантий.
Благостный, идиллический финал: у Хлои наконец-то родился ребенок, счастливая семья радостно воркует вокруг младенца. Разливают шампанское: “Мы не будем желать, чтобы он стал выдающимся человеком; пожелаем, чтобы он был везучим”. И последний кадр: все те же фальшивые, больные, красные глаза Криса. Вот уж кому повезло так повезло…
Отечественные зрители в своей эмоциональной реакции на картину разделились. Женщины на интернет-форумах в основном жалели героя: “Как он будет жить дальше с таким грузом на совести?! Что вырастет из их с Хлоей ребенка?” Мужчины недоумевали: “Как можно было убить такую девушку, как Скарлетт Йохансон?” Нормальная мужская реакция: отказаться от желанной самки ради сытости и покоя — значит убить в себе мужика, самца. Невозможно! Очень даже возможно. Цивилизация, породившая метросексуалов — человеческих самцов, озабоченных лишь собственной внешностью и комфортом, давно сдала в утиль чисто биологические, витальные стимулы житейской экспансии: продлить род, получить лучшую самку, расширить жизненное пространство. А повышенный гормональный фон, который наблюдается в русском Интернете, — не более чем оборотная сторона корпоративной культуры, в реальной жизни стреножившей темпераментных русских мальчиков.
Вывернув наизнанку архетипический сюжет “преступления и наказания”, Вуди Аллен умудрился разом вышибить из-под ног и моральные, и гендерные, и, так сказать, религиозные стереотипы, на которых веками базировалось массовое сознание. За преступлением не обязательно следует наказание. Мужское самоутверждение не есть залог жизненного успеха. Господь Бог не склонен навязывать Свою истину атеистам. Живи как хочешь. Но даже внутри вступившей в полосу релятивизма и старения (или зрелости?) цивилизации выбор все равно остается. Выбор между уютным тупиком гарантирующего от любых потрясений и личностных усилий “собеса” — и высшей мудростью, которая заключается в том, что важны на самом деле не пресловутая пассионарность и не мертвенный буржуазный комфорт; важно в этом мире для человека лишь осмысленно прожить свою собственную, уникальную жизнь, не похожую ни на какие другие.
WWW-ОБОЗРЕНИЕ СЕРГЕЯ КОСТЫРКО
Так сошлось — роясь в отложенных в папку “Архив” файлах (в поисках прошлогоднего письма Марины Палей), я наткнулся на скаченную когда-то с одного питерского форума сердитую реплику на свой
