я такое нашел.
..........................
Перед началом чтения “Прогулок” (остро чувствуется, что это было спонтанное решение) Борис Алексеевич с чуть ли не озорной, мальчишеской интонацией говорит так: “…Вы знаете что: я рискну, прочитаю „Крымские прогулки”!” Тут сразу возникает какое-то замешательство, я с трудом улавливаю в наушниках чей-то вроде бы протестующий возглас, но кто и что именно говорит Чичибабину — непонятно. Через паузу поэт со смущенным смешком бормочет: “Ни за что?.. Ну как хочешь (или “Ну не хочешь”, не разберу. —
Вот как вспоминала об этой истории Лилия Семеновна10: “…Его долго не отпускали, просили читать еще и еще. Я сидела в первом ряду, как всегда готовая подсказать, если Борису изменит память. Вдруг он глянул на меня в упор и спросил: „Прочитать?” Я почти крикнула: „Ни за что!”, но он уже начал „Крымские прогулки”. Это сегодня поэму можно видеть в сборниках Чичибабина, а тогда… На весь зал гремело: „…и на земле татарской ни одного татарина”, „умершим не подняться, не добудиться умерших, но чтоб целую нацию — это ж надо додуматься”. Ответом были овации, а я украдкой вытирала глаза — и радовалась за него, и переживала”.
В оформлении компакт-диска использована групповая фотография, сделанная в тот памятный день: Бенедикт Сарнов, Лев Шилов, Борис Чичибабин и Наталья Познанская — вдохновитель и организатор (и ныне тоже) множества знаковых литературных вечеров в ЦДЛ.
CD № 2. Борис Чичибабин. “Я на землю упал с неведомой звезды…” Выступление в Доме культуры железнодорожников 5 марта 1988 г. в Харькове.
Первый легальный вечер Бориса Чичибабина в своем родном городе прошел только после выступлений в Москве и в Киеве. Киевские записи не сохранились, а эта — символическая — уцелела. Вдова поэта вспоминала, что на вечер пришла вся тогдашняя партийно-гэбэшная харьковская номенклатура, деловито занявшая три первых ряда.
Открывал вечер (трек № 1) друг Чичибабина, поэт и филолог Марк Богославский. Они познакомились и подружились в те месяцы, когда Чичибабин вернулся из лагеря. Богославский был неизменным участником многолетне знаменитых домашних чичибабинских “сред”. Его выступление на вечере было каким-то удивительно нежным и по интонации своей походило на рассказывание сказки — предвкушающим счастливую развязку — детям. Поэт еще не начал читать, а его друг словно бы ласково уговаривает недоверчивых: полюбите его, смотрите, какой он чудесный, а знаете, какие у него стихи!
И он тут же набрасывал портреты стихов, соединяя с портретами стихотворца: “…Когда читаешь его стихи, то на каждом шагу сталкиваешься с каким-то магическим действием”.
Поведав о том, что в стихах друга звучит голос сегодняшнего времени и голос Вечности, Богославский неожиданно произнес нечто важное (и сегодня часто ускользающее от критиков-читателей): “…Насколько я знаю Чичибабина, а я знаю его не один десяток лет, — он всегда спорит с собой. Причем он сам этого не понимает, ему кажется, что он спорит с кем-то другим. Но когда вспоминаешь, что он говорил год назад, пять лет тому назад, — становится ясно, что он спорит с самим собой. Эта черта в нем напоминает мне одну из самых ценных черт русской культуры. Эта черта была присуща Федору Михайловичу Достоевскому, ибо только тогда, когда мы спорим не с другими, а сами с собой, мы постигаем истину во всей ее бездонной глубине. Слово — Борису Чичибабину…”
Мне кажется, что во время своего чтения Б. Ч. как-то особенно волнуется. Но то и понятно: перед ним — земляки, многие из которых только сейчас узнали, что среди них жил все эти годы этот — так быстро ставший знаменитым — поэт. Иные и ведать не ведали, что его легенда “началась” полвека назад.
CD № 3. Борис Чичибабин. “…а у ранимости лика лишь два — Пушкин и Лермонтов…” Выступление в Центральном клубе авторской песни (Москва, 22 февраля 1992 г.)11 и запись в доме Б. Я. Ладензона (1970 — 80).
Это публичное выступление, на которое поэт согласился, будучи больным, было особенным, потому что особенной была публика. “…Мне сейчас тяжело выступать, физически тяжело — по состоянию здоровья, поэтому, если я устану, я себе сделаю перерыв, и мы поговорим просто: вы меня будете о чем-то спрашивать…”
Наверное, специальным подношением любителям авторской песни была в тот день знаменитая и озорная “Ода русской водке” (1963), с поминанием авторитетных имен Пушкина, Толстого, Есенина, Разина и соответственно Емельки Пугачева:
.................................
Под Емельяном конь икал,
шарахаясь от вольных толп.
