Авторы предисловия подчеркивают одну удивительную особенность публикуемого эпистолярия: он развивался как бы параллельно личным контактам автора и адресата, разительно отличаясь от них стилистически. При всей теплоте отношений Белого с Морозовой, романтическое начало в них отсутствовало, тогда как письма Белого еще много лет после знакомства оставались выдержаны в той же мистико-эротической манере, которая сформировалась в период анонимных лирических посланий. “Когда мы с ним проводили вечера вдвоем, — вспоминала Морозова, — он никогда не говорил о своем отношении ко мне — он об этом всегда мне писал, и никогда об этом письме не упоминал, когда мы вновь встречались, как будто этого письма и не было”.
Жаль, что в книгу не вошли ответные письма Морозовой, хранящиеся в фонде Белого в Отделе рукописей РГБ. Впрочем, определенное представление о них можно составить по тем фрагментам, что приводятся в примечаниях к письмам Белого.
Юргис Балтрушайтис. Земныя ступени. Элегии, песни, поэмы. [М., “Baltrus”, “Новое издательство”, 2005], 228 стр.
Юргис Балтрушайтис. Горная тропа. Вторая книга стихов. [М., “Baltrus”, “Новое издательство”, 2005], 184 стр.
Юргис Балтрушайтис. Ступени и тропа. Составитель Ю. Будрайтис. М., “Baltrus”, “Новое издательство”, 2005, 174 стр.
На первый взгляд, Юргис Балтрушайтис мало чем отличается от своих собратьев по символизму: те же ключевые образы, та же риторика, те же приемы, тот же декор (взять хотя бы обилие эпиграфов). Однако стоит присмотреться чуть пристальнее, как становится понятно, что Балтрушайтис всегда стоял особняком, выделяясь — по крайней мере в лучших стихах — почти скандинавской скупостью эмоций и изобразительных средств, особенно заметной на фоне нескончаемых щенячеств Бальмонта или победительных маршей Брюсова.
То же можно сказать и о его литературном поведении: первая книга Балтрушайтиса появилась, когда за плечами ближайших друзей и соратников было уже минимум по полдюжины сборников. Он и сегодня возвращается последним. У всех уже собрания сочинений, академические издания отдельных произведений, на худой конец, биографии, библиографии, исследования и конференции — Балтрушайтис удостоился факсимильного воспроизведения двух первых книг и сборника работ о.
Впрочем, сборник получился вполне содержательным, а полиграфическое решение факсимильных книг оригинально и чрезвычайно удачно. Дело в том, что издатели выбрали для воспроизведения неидеальные экземпляры — с ободранным корешком, с порванной обложкой, с карандашными пометами в содержании, с обрезанными авторскими автографами. И этот странный, казалось бы, шаг неожиданно добавил книгам обаяния, придал им теплоты и уютности.
К сожалению, по случайным, в общем-то, причинам в комплект не вошла третья книга Балтрушайтиса “Лилия и серп”, анонсировавшаяся еще в 10-е годы, но вышедшая уже после смерти автора — в 1948 году в Париже. Однако есть вероятность, что ждать ее придется не слишком долго: по слухам, одно из издательств собирается выпустить пятитомник поэта. Остается надеяться на скорую и достойную реализацию этого проекта.
Виктор Ардов. Великие и смешные. М., “Вагриус”, 2005, 478 стр.
Эта книга производит странное впечатление. Воспоминания Виктора Ардова о Маяковском, Ильфе и Петрове, Булгакове, Зощенко, Ахматовой и других, занимающие ее большую часть, не то чтобы плохи, но вполне стандартны, не особенно информативны, а главное, слишком старательно обходят все мало-мальски острые углы. В каждой фразе сквозит физически ощутимая осторожность, стремление не выйти за флажки. К прямой суконности4 все это приводит не так уж часто, но и интереса мемуарам не добавляет.
Но вот основной текст переходит в записные книжки писателя — и перед нами совсем другой Ардов: обаятельный, раскованный, блистательно остроумный. Становится понятно, почему, собственно, все те люди, о которых он пишет, ценили его общество и с таким удовольствием общались с ним.
Ощущение это усиливается, когда записные книжки сменяются заметками сына писателя, протоиерея Михаила Ардова “Каким я его помню (О моем отце)”. Обаяние и остроумие сохраняются5, раскованности становится даже больше. В заметках сына — третий Ардов: циничный до мудрости, прекрасно понимающий цену и кормящим его фельетонам, и своим собеседникам, и советской власти во всех ее проявлениях.
Первый раздел не жалко просто пролистать. Последние два хочется заучивать наизусть. В общем, не книга, а готовый этюд на тему “сдача и гибель советского интеллигента”.
Юрий Абызов. А издавалось это в Риге. 1918 — 1944. Историко-библиографический очерк. М., Библиотека-фонд “Русское зарубежье”; “Русский путь”, 2006, 416 стр.
Юрий Абызов, автор эталонных работ о печати русского зарубежья (четырехтомник “Русское печатное слово в Латвии. 1917 — 1944 гг.”. Stanford, 1990—1991; пятитомник “Русская печать в Риге. Из истории газеты „Сегодня” 1930-х гг.” (совместно с Б. Равдиным и Л. Флейшманом). Stanford, 1997), лучший знаток русского книгоиздания и периодики в странах Балтии, умер за полтора месяца до выхода этой книги, 20 июня, на 85-м году. Появившееся посмертно издание представляет собой блестящий образец редчайшего жанра — “авторской библиографии”. Здесь есть все составляющие полноценного библиографического указателя — тщательная проработка источников, собранные по крупицам данные о русской печати в
