Новый Мир ( № 1 2007)

Моя жизнь и люди, которых я знал. Воспоминания. М., “Захаров”, 2006, 368 стр., 1500 экз.

Воспоминания известного искусствоведа и художественного критика Андрея Дмитриевича Чегодаева (1905 — 1994) — о детстве, о семье и своем роде, о Москве 20 — 30-х годов, о Самарканде времен войны, Германии 1945 года, куда автор ездил для “сбора трофеев” (“Германия — отвратительна, быть в ней тяжело и противно <...> Это какая-то уродливая, выродившаяся культура, которая — если не истребить ее до самых корней — может быть только источником разложения и одичания для других народов и стран”), и — основная тема книги — о художниках 30 — 40-х годов (Дейнека, Пименов, Вильямс, С. Герасимов, Куприн, Кончаловский, Кузнецов, Сарьян и другие).

Владимир Шахрин. Открытые файлы. Екатеринбург, “У-Фактория”, 2006, 400 стр., 20 000 экз.

Автобиографическая проза лидера известной рок-группы “ЧайФ”.

Составитель Сергей Костырко.

Периодика

“Арион”, “Вопросы истории”, “Вопросы литературы”, “Встречи” (США), “Дети Ра”, “Дружба народов”, “Зарубежные записки”, “Звезда”, “Знамя”, “Континент”, “Литературная Армения”, “Октябрь”, “Отечественные записки”

Алексей Алехин. Поэт без читателя. — “Арион”, 2006, № 3 <http://www. arion.ru>.

“Поэтическая слава — сладкая вещь. Но прижизненная слава — это, по сути, плата вперед. И как всякая предоплата — чревата осложнениями при выполнении контракта.

Ведь „славу” во все времена обеспечивает „массовый” читатель. А он так и остался на уровне прежнего Асадова или нынешнего А. Дементьева (между прочим, по статистике книжных магазинов — самого покупаемого из современных поэтов). Банальная поэзия востребованней, но и воспитывает банальность. Причем не только в читателе, и следы этого экстенсивного стихопользования, увы, приметны в позднем творчестве большинства наших кумиров 60-х годов.

Трудно писать разом и для Бога и для публики.

У публики — по пушкинскому определению, „черни” — к поэзии потребительское отношение < …>.

И все-таки наверняка почти всякий собрат-стихотворец, взявший труд почитать эти мои записки, не может не томиться вопросом: а будет ли у нас читатель? И я вынужден разочаровать: у нас — не будет. <…> И если у поэта должна быть честолюбивая цель (а она непременно должна быть), то не затиснуться подборкой в очередную такую антологию, состряпанную дружками, но — хоть одним стихотворением в ту, что выйдет через 50 лет после его, увы, смерти.

Почему через 50? Потому что лишь после того, как уйдет не только поколение знавших его, и вспоминающих, и даже, к примеру, устраивающих вечера памяти в ЦДЛ, но и поколение слышавших о нем из первых уст и попавших под обаяние личности (а поэты ведь, что говорить, яркие личности), — только тогда, когда от поэта останется единственно им написанное, сделается ясно: правда ли это написанное — нужно читателю.

Сам поэт про это никогда не узнает”.

Овик Вардумян. Рассказы. — “Литературная Армения”, 2006, № 3 (июль — сентябрь).

Странно и страшно читать такие рассказы, как “Баджи” (о злобной азербайджанской старухе, брошенной в своем доме во время боев и неожиданно привязавшейся к вполне беззлобным по отношению к ней армянским солдатам) или “Дорога на Баку” (об издевательствах “азеров” над группой армян в скором поезде). Странно и страшно потому, что это просто рассказы. То, что когда-то существовало для московского, скажем, зрителя в виде “горячих” телерепортажей в связке новостей (тот же Карабахский узел), оказалось для кавказца просто повседневной жизнью.