по-разному. Бывают и неловкости: это когда, например, с плохо скрываемой неприязнью политологи вдруг заговорят на “круглом столе” об “институте РПЦ”. О ее “нулевом”, с их точки зрения, потенциале “самостоятельного низового действия”, о раздражающем говорящих “духовном департаменте государства”. И тут же оговорятся, что есть-де в нем и исключения — экуменистские приходы (точнее, приход), “которые действительно делают большое дело”. Или, взявшись в обзоре рассуждать подробнее, расскажут светскому читателю о деятельности, например, о. Георгия Кочеткова и его приверженцев, мимоходом оговорившись насчет своей некомпетентности в “догматических тонкостях”. Тут, видите, важен системный подход, “самостоятельность низового действия”, а экуменисты ли это, баптисты ли, православные или очередной “богородичный центр” — дело постороннее…
Однако — по теме — спектр охвата велик: от дискуссий о проблемах ограничения прав и свобод граждан до старых-новых детских организаций и экологического движения.
Владимир Губайловский. Дядя Степа — милицанер (об абсурде в поэзии). — “Арион”, 2006, № 3.
“Огромный пласт советской официальной поэзии воспринимается сегодня как поле абсурдистских экспериментов — об этом говорит и издание антологии советской поэзии, предпринятое Дмитрием Галковским, и стихи Всеволода Емелина — столь же вторичные, сколь и виртуозные и эксплуатирующие тот же советский поэтический норматив, что и поэты из галковской антологии.
То же самое делает и Дмитрий Пригов со своим знаменитым „Милицанером”. И я не знаю, чтбо здесь пародия, а чтбо реальность — михалковский „Дядя Степа — милиционер” или „Милицанер” Пригова. Они друг друга стоят.
В то же время поэзия Дмитрия Тонконогова, в которой очень мягко пародируется уже обэриутская традиция, кажется поэтическим нормативом. Это стихи улыбающегося Заболоцкого (который, кажется, вообще никогда не улыбался ни в поэзии, ни в действительности). Но Тонконогов слишком хорошо понимает, что сегодня лобовой напор и уверенность Заболоцкого необходимо немного смягчить улыбкой самоиронии, иначе такой поэтической традиции грозит очевидный уход в прямую декларативность”.
Тут же и Тонконогов, в этом номере “Ариона”: “Меркнут знаки Бэрримора. / Над просторами села / дремлют Ксения и Лора, / обращенные в слова. / — Я тебя бы не узнала / среди тысячи фигур, / мать Тереза, папа Карло. / Никаких литератур”. Ну и так далее, как говорил один будетлянин.
Елена Гусарова. Генерал инженер Абрам Ганнибал. — “Вопросы истории”, 2006, № 10.
Весьма насыщенный очерк питерского искусствоведа. Тут есть и открытия (до сих пор так никто и не знал, например, что в течение десяти лет “арап Петра Великого” руководил из Петербурга строительством Астраханского канала). А публикация части его переписки с начальством, могущественным графом П. И. Шуваловым, доказательно развенчивает миф о “раболепии”, “робости” и “ограниченности” А. Г., созданный в свое время В. В. Набоковым. Отношения между “вожаком” Сената и “начальником всей инженерной части в государстве” вообще стоят отдельной статьи… о патриотизме, например, о том, как и во имя чего иные люди работали.
Евгений Ермолин. Человек из России. — “Октябрь”, 2006, № 9 <http://magazines.russ.ru/October>.
Отличный, по-моему, подарок к юбилею Вячеслава Пьецуха (юбилей был в ноябре ушедшего года): богато, пылко, благодарно,
“Литература для него суть главное в России. <…> „Я вообще думаю, что смысл жизни для каждого нормального добропорядочного, психически нормального человека — это приращение красоты, и уж не знаю, что остальное, а литература — это настолько прямое приращение красоты, что каждый человек, который ей занимается, занимается прямым человеческим делом на земле”.
Писатели — главные, основные русские люди (именно поэтому о них Пьецухом написано много больше, чем о любых и всяких мореплавателях и плотниках, — и, как правило, интересно). „Высокий талант — инструмент редчайший, беспристрастный, как время, и абсолютно точный, как ватерпас”; „Талант — способность превращения объективной реальности в драгоценность”; „Талант своими нервными точками совершенно совпадает с нервными точками бытия”. <…> Мне близка эта логика, мои тезисы подобного свойства не так давно публиковались и в „Октябре”. Глупей всего видеть здесь скрытую саморекламу или форму социальной компенсации за обиды и невнимание. Это слишком мелко и не слишком справедливо. Гораздо более точно и правильно считать, что именно таким сложился последний вывод писателя по итогу размышлений о драматической динамике отечественной истории последних веков”.
См. также рецензию Яна Шенкмана на новые книги В. Пьецуха в № 12 “Нового мира” за 2006 год.
Наталья Иванова. Ultra-fiction, или Фантастические возможности русской словесности. — “Знамя”, 2006, № 11.
Подробный разбор причин сегодняшней востребованности фантастического в “серьезной” литературе. Под этой “маркой” выстроен и весь номер журнала, с соответствующей рубрикацией (“Героическая былина”, “Метаморфозы”, “1001 ночь”, “Аллегория” и т. п.). Мне более всего приглянулось небольшое фантастическое повествование Анатолия Королева “Коллекция пепла” в рубрике “Жутик” (по аналогии с “бутик”?) — о маньяке-коллекционере, “подчищавшем историю”.
