и народы сближаются, чувствуя тяготенье,
все мы люди, и все мы пьем из одной реки,
лишь пока мы вместе, мы избежим забвенья.
Рассказы
Пол-лося
Данилов проводил городских охотников. Сидел на базе за длинным столом с остатками закуски, грязными тарелками и рюмками и считал деньги. Получилось хорошо. Охотники сбраконьерили, завалили лося сверх лицензии и, задабривая охотоведа, отсыпали щедро. И еще в придачу половину этого лося оставили. Данилов сидел довольный и лениво раздумывал, что с этим “левым” лосем делать, но решение уже было, конечно. О браконьерстве, кроме Сашки, никто и не знал, а мясо можно будет отвезти завтра в ресторан. Он прислушался — Сашка уже разрубил и, видно, ушел — не слышно было его во дворе.
Данилов сложил деньги и засунул в прореху за подкладку ушанки — раньше, когда только начинались эти коммерческие охоты, он серьезно побаивался, вот и осталась привычка, но тогда и денег было немного, а теперь с трудом лезут. Он мысленно доложил их в свою кубышку и подумал, что надо бы уже купить лес на новую базу.
Хороший был человек-то, Данилов. Добрый, в общем. В работе умелый, в компании — и веселый, и рассказчик не последний, когда в настроении, конечно. И в лесу все как свои пять пальцев знал. Хороший был охотовед. Не зря Николаич, помирая, его на свое место поставил. Все, кто в районе к охоте отношение имел, уважали его. Может, за что и недолюбливали, но уважали.
Новую базу — не такую, как эта казенная развалюха, а свою собственную, красивую, на берегу озера — он задумал строить два года назад, но все не начинал. В их райцентре работы толком не было, и завистников на его “бизнес” было немало. Все, что хочешь, могло быть, и налоговая могла заинтересоваться, и, главное, перед людьми почему-то было неудобно.
В кухне Наталья мыла посуду — тарелками гремела в тазу. Эта своего не упустит, — не без раздражения подумал Данилов, не любил он ее, грешным делом, — специально осталась, чаевые с городских собрать. “Блинков-то, блинков-то в дорогу возьмите!” — передразнил про себя. Он нанимал ее, когда приезжали охотники или рыбаки, готовила она так себе, даже, наверно, и плохо, но и денег много не просила.
В дверь тихонько постучали. Данилов глянул на стол, не осталось ли где бумажек с расчетами.
— Василий Андреич… — Наталья вежливо приоткрыла дверь и заглянула в горницу некрасивым, дряблым уже лицом с большой бородавкой на щеке. Глаза скосила в угол куда-то выше него. — Денежку-то не заплотите?
Данилов застыл на секунду, потом наморщил лоб, как будто она отвлекла его от каких-то серьезных мыслей, и отвернулся в темное окно. Наталья отлично знала, что мужики только что рассчитались, но денег за подкладкой лежало слишком много, чтобы она их видела. Можно было достать кошелек и заплатить, но, это уже Данилов хорошо знал, просила она сильно меньше, чем у нее сейчас лежало в кармане фартука.
— Деткам успею че-нить купить в ночном… — пропела она как бы извиняясь, но и с явным нахальством, будто бы намекая на эти его деньги в шапке. И детей даже приплела…
— Вот… что ты всегда лезешь? Знаешь же, рассчитаюсь за лицензии, с егерями, ну и с тобой.
— А мяска-то не дадите?
— Какого мяска еще? — Данилов понимал, что выглядит совсем глупо, но уже завелся и уступать наглой поварихе, которая не в первый раз лезла на его территорию, не собирался.
— Так оставили же пол-лося, дали бы на суп…
— С этим лосем еще разбираться придется. — Он решительно встал из-за стола, надевая шапку. Хотел прибавить про браконьерство, но промолчал.