Никого не жаль.
3
Природу сменила погода.
И дождь посреди декабря
встречает у самого входа,
тебя в окруженье беря.
Когда престарелая Геба
расплещет казенный кисель,
и низкое, низкое небо
уже недалеко отсель.
4
По поводу мокрого снега
с дождем и слезами на треть
испарину долгого бега
со лба рукавом утереть.
Конечно, я вру как сапожник,
приникнувший к самому дну,
у шуточек этих подкожных,
у собственной злости в плену.
Как звонко ломается слега!
Перильца над бездной дрожат.
По поводу мокрого снега
мне нечего больше сказать…
Макароны по-францискански
Подбрось в огонь еще одно полено, возлюбленный брат мой Хадсон, и да поможет нам Всевышний пережить эту ночь. Такой грозы я не припоминаю с того самого дня, когда Иаков Кагорский, нарекшийся Иоанном XXII, был избран папой в Авиньоне, да не допустит Небо, чтобы еще хоть один понтифик взял это мерзкое добрым людям имя. А ведь я помню его другим, благородные движения души не были ему чужды. Он был один из немногих, поддержавших Перуджийский капитул, и вот что с ним стало за каких-нибудь двадцать лет. Власть разрушает душу, а власть над душами разрушает ее вдвойне. Во что превратилась церковь под его главенством? В вавилонскую блудницу. Это ведь он воспретил империи избирать епископов, сохранив за собой прерогативу короновать императоров. А мерзостная торговля табаком? А многомиллионные счета в банкирских домах Милана и Генуи? Дошло до того, что на некоторых иконах распятый Спаситель изображен с кошельком на поясе. Гниль и распад, позор и запустение.
Но пришел Франциск и указал нам путь, напомнил о начертанном за тысячелетие до состоявшегося ныне извращения умов и падения нравов. И ожидалось, что наступит век благоденствия и мягких нравов, но, по мере того как францисканский орден разрастался и притягивал к себе лучших людей, он становился все более могуществен и все сильнее замешивался в мирские дела, и многие францисканцы стали стремиться возвратить его к прежней чистоте. Ты спрашивал меня, зачем я оставил свой высокий пост, кафедру и расположение самого папы? Мальчик мой, я думаю, что теперь ты и сам все понял. Сейчас, в оборванном балахоне, страдая от ветра в сырой пещере, я более служу Господу, нежели пребывая в