возникает много недоумений: почему, скажем, Петрушевская и Анатолий Ким в словаре есть, а принадлежащие к тому же поколению Маканин и Битов отсутствуют, почему критик Аннинский сочтен актуальным, а критик Рассадин — нет?
Этим не преминули воспользоваться постоянные оппоненты Чупринина О. и Вл. Новиковы, обвинив его в “антилидерском” намерении “слегка раскулачить литературных грандов, а их талоны на известность раздать шустрым люмпенам”. Я, правда, не понимала, почему спорное библиографическое решение, не приносящее абсолютно никаких выгод автору, объявлено “конъюнктурным” и чуть ли не “предательством культуры”. Однако предполагала, что в новом, расширенном издании путеводителя, анонсированном издательством “Время” в 2006 году, обойденные “современные классики” (которых не так уж много) вернутся на законные места. Но не тут-то было.
Вместе с уже известным, хотя и переработанным, путеводителем (теперь он стал “Большим путеводителем”) вышла совершенно новая книга с игровым названием “Жизнь по понятиям” и иронической преамбулой “Всё, что вам нужно знать, чтобы прослыть человеком, хорошо разбирающимся в современной литературе”. Они и составили двухтомник “Русская литература сегодня”, о котором ниже пойдет речь1.
Литературная общественность, уже приученная к почтенной роли Чупринина-систематизатора, отсалютовала новому изданию. “Это наша таблица Менделеева. На хаос судеб и книг наброшена прочная интеллектуальная сеть понятий. Каждой бытийной точке можно найти координаты. Это событие”, — отчеканил Анатолий Королев, не делая различий между первым и вторым томом. (“Ex libris НГ”, 2006, 28 декабря). Но многие сообразили, что новый проект включает разные по методологии книги. Так, Майя Кучерская замечает, что “„Большой путеводитель” <…> дает максимум сведений о предмете. <…> Но не о взглядах „гида””, в отличие от второго тома, “Жизнь по понятиям”, где эти взгляды как раз и сконцентрированы (“Ведомости”, 2007, 12 января).
Не думаю, правда, что в биобиблиографическом справочнике, каковым является путеводитель, взгляды автора не отразились. Еще как. Чупринин ведь, занявшись библиографией, не перестал быть критиком — да и слава богу… “Присяжный библиограф не взялся бы за подобное предприятие, а если бы даже взялся, то оно все еще не было бы завершено”, — размышляет С. А. Рейтблат. Добавлю: если б за это дело взялся профессиональный библиограф, мы бы не спорили о словаре. Возможно, там было бы меньше фактических ошибок. Но чего бы точно не было — так это литературного мастерства, превращающего словарную статью в лаконичный литературный портрет; веселой игры цитатами, которую так мастерски ведет Чупринин, добиваясь, чтобы каждый персонаж его справочника был освещен перекрестными прожекторами критических мнений.
Поэтому, скажем, в статье о букеровском лауреате Михаиле Шишкине приводится не только мнение Майи Кучерской, считающей молодого писателя “мастером уровня Михаила Булгакова и Владимира Набокова”, но и Андрея Немзера, небрежно отозвавшегося о том же романе “Венерин волос” как о сочинении “манерном и глубоко вторичном, ловко имитирующем то страсть, то мысль”. Поэтому в статье о другом букеровском лауреате, Олеге Павлове, можно найти не только доброжелательные размышления о нем как о “типе настоящего русского писателя — с его упорством, прокламируемой общественной идеей и идеалами учения” (Владимир Березин), но и язвительную оценку Михаила Эдельштейна: “человек- симулякр, вторичный от кончика носа до последней запятой”. А в статье об антибукеровском лауреате Дмитрии Галковском столкнутся высказывание Кожинова о Галковском как о “наиболее выдающемся писателе и мыслителе младшего поколения” и злая ирония Татьяны Толстой, назвавшей “Бесконечный тупик” “барочным палаццо из мусора”, а его автора — “мелким, суетливым, неприятным, умным и бессовестным”.
Это только кажется, что сделать такую выборку цитат — лишь дело трудолюбия, читай себе статьи да выписывай фрагменты. Во-первых, извлечь нужную цитату не так уж и просто, по себе знаю: авторы наши не слишком афористичны. А во-вторых, чтобы сложить эти пестрые камушки в мозаику, нужно хорошо представлять общий замысел картины, нужно быть художником. Это очень авторский путеводитель, и все же — соглашусь с Майей Кучерской — взгляды гида здесь не выставлены напоказ, его симпатии и антипатии спрятаны за щитом чужих суждений. Оттого и спорить с автором у вменяемого читателя желания не возникает, оттого столь часто и безоговорочно звучит в критических рецензиях слово “подвиг”, а недоброжелательные наскоки воспринимаются как действия персонажа известного анекдота, обращающегося к спасителю едва не утонувшего мальчика со словами “А где кепочка?”.
Иное дело — “Жизнь по понятиям”. Да, это тоже справочник, но совсем иного рода. Простодушный читатель (а среди литераторов тоже немало таких найдется) может, конечно, похвалить книгу за то, что наконец-то получил разъяснение новых терминов и словечек, значение которых не у кого было спросить. (Именно за это хвалит книгу М. В. Розанова — “Московские новости”, 2006, № 49.) И, кстати, будет совершенно прав. Потому что действительно найдет в словаре разъяснение целого веера неуcтоявшихся понятий вроде brain-fiction (для которого и русской транскрипции не нашлось), доппельгангер, либерпанк, кроссовер или турбореализм, а также понятий хоть и знакомых, но нуждающихся в постоянном уточнении, ибо их современное наполнение изменчиво, — таких, как андеграунд, большой стиль, жанровая литература, заумь, инновации, канон, кич, коллаж, нецензурная лексика, неореализм и т. д.
Но квалифицированный читатель очень быстро обнаружит, что хотя перед ним — да, справочник, но разъяснение значения терминов, видимо, все же не главное для автора. Конечно, его поразит гигантский объем проделанной работы, осведомленность, наблюдательность и эрудиция. (Это ж надо так прошерстить вдоль и поперек современную прессу, чтобы собрать такое количество слов и понятий, такую россыпь цитат из работ своих коллег.) Но, начав читать статьи попристальнее, подряд или вразброс, он не сможет не почувствовать, что перед ним не совсем обычный справочник, а какой-то небывалый жанр, что иные статьи выстроены по законам новеллы, а цитаты, извлеченные из работ коллег, вступают в диалог по законам драматургии, что разговор о серьезных вещах ведется с чувством юмора и артистизмом и вообще от книги веет какой-то избыточностью, заставляющей подумать, что просветительская и систематизаторская задача — вовсе не главное для автора.
А что же главное? Может быть, панорама современной литературной жизни? Не отсюда ли обилие слов и словосочетаний, которые, собственно, ни терминами, ни понятиями не являются, но в общей
